Муж снова стонет во сне не то от боли, не то от повторяющегося
ночного кошмара, в котором он летит с горы на лыжах и врезается в
дерево. Снова и снова. Хочу зайти к нему в комнату, обнять,
поцеловать, пожалеть, но гордость темной тенью вырывается вперед и
преграждает путь, в немом крике обращаясь ко мне: “Неужели ты
забыла позор и грязь, в которой он тебя измазал?”
Нет. Разве такое забудешь? Десять лет в любви и согласии
растоптаны, растерзаны и выброшены на свалку. Моя любовь, его
клятвы, наши планы на счастливое будущее и тихую старость. И не со
мной ему было хорошо в последний год.
Закрываю уши ладонями и бегу вниз по лестнице только чтобы не
слышать, как ему плохо. Иначе снова сорвусь, брошусь помогать и
успокаивать.
Больше месяца в таком режиме и я уже на грани: вот-вот сорвусь в
истерику, крики и прочие стенания. А ведь мама учила меня
сдержанности и хорошим манерам, даже в Лондоне из меня делали леди.
Если бы мисс Браун видела, как я сегодня схватила любовницу мужа за
волосы и вышвырнула ее на улицу, она была бы в шоке.
Добираюсь до просторной кухни и включаю свет. Идеальный порядок
и чистота - не моя заслуга, а нашей домработницы. Я вообще в
последнее время всё запустила. В аптечке нахожу лекарство от
головной боли, наливаю стакан воды и за одно мгновение осушаю его.
Знаю, что скоро полегчает и я может быть даже засну и забудусь.
Снова поднимаюсь на второй этаж и бесшумно ступаю босиком по
паркету. Мы с Каримом теперь спим в разных спальнях. Я так решила.
Не могу лежать рядом с ним и вспоминать, как он любил меня когда-то
до слёз, до мурашек, до смятых и сгоревших от нашей страсти
простыней… А потом с ужасом осознавать, что это же тело и душа
сливались воедино с другой женщиной. В ином городе. В чужой
постели.
Он все еще мучается, продолжает стонать, но не просыпается.
-Ммм, Зара! Зара! - вдруг слышу, как Карим зовет меня.
Сердце рвется к нему, но ноги прирастают к полу. Я ведь все еще
его законная жена, а он - мой муж. И мой долг в глазах общества -
заботиться о супруге, прикованном к кровати. Поддерживать его,
обещать, что он скоро встанет на ноги и восстановится, давать ему
надежду.
Но я не могу. Потому что каждый раз, когда захожу к нему,
представляю рядом с ним другую. Жить так - наказание и пытка. Я
привязана к Кариму общественным мнением, мольбами наших матерей, и
слезами дочери, которая души не чает в отце.
-Зара! Помоги! - в его мычании я вдруг различаю эти слова.
Сдаюсь и все-таки захожу к нему. Новая спальня мужа - просторная
и стильная гостевая. Комнату освещает лишь лунный свет, в котором
лицо Карима кажется еще более бледным и измученным. Он сильно
оброс, появилась щетина и морщины в уголках глаз. Как же он
постарел за эти страшные месяцы. А ведь ему всего 38.
Ложусь рядом с ним и шепчу:
-Карим, я здесь. Спи.
Впиваюсь пальцами в его плечо, чтобы почувствовал мою близость.
Он так и не открывает глаза, но вскоре успокаивается, дыхание,
наконец, выравнивается.
Сажусь на кровати, беру подушку и обнимаю ее, чтобы чем-то
занять руки. Знаю, что надо уйти, но не могу пошевелиться. Смотрю
на его красивое, изможденное лицо и невольно в памяти всплывает
диалог с его токал, который я подслушала несколько часов назад в
этой самой комнате.
Она гладила его по небритой щеке и приговаривала
ласково:
-Карим, любимый, мы все равно будем вместе. Я люблю тебя. У
нас будет сын. Ты же мечтал о мальчике!
Стараясь быть бесшумной и не дышать, я наблюдала за ними в
узенькую щель двери. Увидев, как муж повернул голову к ней,
замерла.
-Милая, ты пришла. Ты все-таки пришла, - произнес он
негромко.
-Да, дорогой. Я рядом. Я позабочусь о тебе.
Последняя капля переполнила чашу терпения. Ворвавшись в
спальню Карима с криком “Что эта шлюха делает в моем доме?”, я
схватила токалку своего мужа за хвост и поволокла в холл.
