– Нехорошо получится, – Марья Алексевна окинула взглядом бальный зал и покачала головой, – если вы вдвоём уйдёте. Танечка пришла как моя компаньонка, так я её Лариной представила. Сам понимаешь, какой повод для слухов образуется.
Княгиня покосилась на меня.
– А знаешь, Костя, что-то на меня усталость навалилась. Стара я стала для светских развлечений. Пожалуй, пора домой ехать.
– Спасибо, Марья Алексевна, – я подал княгине руку, чтобы она опёрлась.
– Ерунда. Сегодня всё равно публика вялая, музыканты фальшивят. И шампанское, – княгиня наморщила нос, – кислятина кислятиной. Даже хорошо, что ты меня отсюда вытащил.
Мы с Марьей Алексевной двинулись к выходу. Я на ходу шепнул Кижу пару слов, что пора собираться домой. Мертвец кивнул и исчез в толпе – ему проще всего найти девушек и сообщить эту новость, не слишком для них радостную.
* * *
С бала мы возвращались раздельно. Я в карете Марьи Алексевны, а Киж с девушками в моём дормезе. Княгиня специально посадила меня к себе, чтобы поговорить без свидетелей.
– Зачем тебе в Петербург?
– Позвольте не отвечать, Марья Алексевна. Это не мой секрет, и раскрывать его я не вправе. А обманывать вас я не хочу.
Княгиня посмотрела на меня с иронией.
– Положим, обмануть меня ты вряд ли сможешь. Молод ты ещё, Костенька, такой старой перечнице врать. А насчёт секрета…
Она поманила пальцем, чтобы я наклонился к ней, и тихонько шепнула в ухо:
– Когда твой дядя приехал за ребёнком Лизаветы, девочку ему вынесла статс-дама, находившаяся при цесаревне. Догадываешься, кто это был?
– Эээ…
Печально улыбнувшись, Марья Алексевна вздохнула.
– Вот такое «э», Костенька. Танечка очень похожа на молодую Лизку, одно лицо, считай. Я как увидела, всё гадала, знаешь ли ты, кто она такая.
– Почему вы мне с самого начала не рассказали?
– Не хотела, чтобы ты лез в дурную историю. Хватит и того, что Василий Фёдорович от неё пострадал.
Я отстранился и откинулся на сиденье. Вот за это и не люблю я старые тайны – все вокруг знают о них, скрывают, а тебе приходится на ощупь в потёмках тыкаться. Если бы мне Ябедный архив не попался, а Марья Алексевна так и молчала, ни за что бы не узнал, кто такая Таня.
– Костенька, – княгиня взяла меня за руку и постаралась заглянуть в глаза, – скажи честно, зачем девочку хочешь в Петербург везти? Трон решил ей добыть?
– Господь с вами, Марья Алексевна! Я что, похож на самоубийцу?
– А для чего?
Пришла моя очередь вздохнуть. Я потёр пальцами глаза, собираясь с мыслями, и ответил.
– Вы же знаете, Марья Алексевна, мне пришлось осиротеть в раннем возрасте. Я почти не помню родителей и отдал бы многое, чтобы увидеть их. Вы сказали, что императрица может умереть, и я считаю правильным помочь встретиться дочке с матерью, пока не стало поздно.
– Костенька… – По лицу княгини было видно, что эта затея ей не нравится.
– Дослушайте, Марья Алексевна, – я выставил ладонь, прерывая. – Дядя совершил грех, не вернув ребёнка Елизавете. А коли я получил его наследство, мне и следует исправить ошибку. И главное: Татьяна должна вернуть украденное дворянское достоинство. Василий Фёдорович поступил против чести, превратив её в крепостную, и моя обязанность восстановить справедливость.
– Ты сильно рискуешь, Костя.
– Может быть, – я пожал плечами, – но это мой выбор. Так будет правильно, по совести и чести.
На долгие десять минут княгиня замолчала. Свет проплывавших за окном кареты фонарей падал ей на лицо, застывшее каменной маской. Плотно сжатые губы, глаза смотрят в пустоту, угольно-чёрная тень скрывает то одну, то другую половину лица. Словно сфинкс размышлял над новым ответом на древний вопрос.
А я сидел спокойно и улыбался. Год назад я остался жив только благодаря Тане. Если бы не девушка, волк, созданный Рокком, просто растерзал бы меня. Она не сомневалась ни секунды, когда бросилась на помощь. Без страха, без сомнений, без сожалений, с одним ножом на огромного зверя. И теперь пришло время ответить ей тем же, только вместо волка будет грозная императрица. Слова «делай что должно, и будь что будет» подходят к этому моменту как нельзя лучше.
