Глава 1. Джентльмены удачи
В обеденном зале крепости в Аяччо разговаривали немолодой мужчина и девушка:
– Дядя, Александр был в Аяччо?
– Да, Лаура, он пробыл здесь сутки и потом ещё раз заходил на своём бриге.
– Почему вы не известили меня?
– Потому что Александр сказал, что ему нечего тебе предложить. Смирись, Лаура. Выбери себе достойного корсиканца и живи полноценной жизнью.
– Теперь не могу, дядя. Ведь он сказал, что не прощается, потому что наша новая встреча обязательно будет. Дядя, я решила.
– Что ты решила?
– Я поплыву в Таганрог.
– Девочка моя, Александр сказал, что не видит тебя в своей жизни.
– Вот пусть и скажет мне это в глаза.
– Эх, девочка моя! Подумай, там чужая страна, язык и люди. Что ты будешь делать, если он не примет тебя?
– В этом случае назад я не вернусь, но что-то буду делать.
– Даже не думай! Возвращайся. Для всех ты поедешь в морское путешествие. Никто здесь не попрекнёт тебя.
– Хорошо, дядя Паскаль. Я возьму Альбера, и мы поедем.
Дядя отвёл глаза, лишь тяжело вздохнув.
За время службы в Академии наук я проделал довольно много работы, обобщив и систематизировав результаты опытов и теоретических изысканий Ломоносова. Побывал даже на заседании академического учёного Совета, где «рулил» хитрый и продуманный академик Шумахер, имеющий большой вес среди иностранцев. В общем, поварился я в одной кастрюле с великим учёным, познакомился с другими преподавателями и профессорами, после чего мой научный энтузиазм угас. Надоело мне корпеть над каракулями, разбираясь в сути исследований – устал я от российской науки. Не видел перспективы внедрения в России новых разработок. Всё должно было прийти из-за границы, и только тогда наши власти могли наладить производство этого товара, а могли и не наладить.
К ноябрю из учебного плавания по Балтике вернулись наши корабли. Я совершил прощальные визиты домой к Ломоносовым и Ростовцевым, к Приходину – на работу, а в Корпус заявилась вся наша банда из бывших гардемаринов. Затем был разговор с капитаном Барбером, его помощником Линчем и остальными шотландцами. Они отдали нам свою долю от прибыли с галеона и обязались привезти в Тенерифе тонну кофе из Гвинеи. Тем самым они выкупали в свою собственность трофейную шхуну, которую собирались переименовать в "Новый Глазго" и приписать к порту Глазго.
Шотландцы, вывесив британский флаг и имея официальную купчую на шхуну, отправились в своё Глазго, а галеон и бриг повернули к берегам Норвегии. Я сделал запись в судовом журнале о том, что шхуна утонула в Северном море. Ноябрь в Северном море – это начало крепких штормов и холодных ливней.
Не рискуя идти через бушующее море с мелями в самых неожиданных местах, мы продвигались на север вдоль норвежского берега. Я командовал галеоном, который шёл первым номером. Шторм стих. В туманных сумерках в полумиле от нас вахтенные увидели силуэт парусника. Об этом мне доложил Огоньков, после чего я вышел из каюты и взошёл на шканцы. Рассмотрев тип парусов, сделали вывод, что корабль относится к семейству барков. Вскоре судно скрылось в одном из фьордов, коими в бесчисленном множестве изрезаны берега Норвегии. Сигнальщик зажёг в фонаре свечу и стал семафорить вахтенным на бриге: «Вижу судно. Делай, как я». Дождавшись ответа, фонарь убрали.
Галеон повернул следом за тающим в ночной темноте парусом. Не зная фарватера, Огоньков приказал убрать большинство парусов, а баковые матросы стали промерять глубину лотлинем. С глубиной всё оказалось нормально. Я и Гагарин рассчитали, где оказались, по морской карте определив, что самым близким к нам городком являлся порт Ставагер. Возможно, здесь у бриттов была база. Берег делал небольшой поворот, после которого фьорд расширялся в широкий водный рукав, на котором были разбросаны островки. Увидев расширение, Олег проговорил: "Кэп, точно, это залив Ставагера. Других похожих фьордов поблизости на карте не отмечено. Предлагаю бросить якорь, а дальше идти на шлюпках.