Запах больницы ни с чем не спутаешь.
Смесь лекарств и обеззараживающего средства намертво въедается в
оштукатуренные стены, оседает на дощатом полу, подоконниках и
полированных спинках кроватей. Я еще витала в приятной дреме,
цепляясь за обрывки сна, а в носу уже свербело от хлорной
извести.
До слуха донеслось ворчание уборщицы
и скользящий звук швабры с характерным постукиванием. Ежедневная
уборка помещений и неизбежный ранний подъем пациентов –
классическое начало дня в любом лечебном заведении нашей необъятной
страны. Наконец, хлопнула дверь, обдавая меня легким сквозняком, и
наступила тишина. Однако я уже проснулась. Едкий запах стал резче,
проникнув внутрь вместе с порывом воздуха, чему я искренне
возмутилась и оповестила об этом громким чиханием. Туман в голове
сразу прочистился, я распахнула глаза и уставилась в беленый
потолок.
И что это я здесь делаю? – возник
резонный вопрос и следом не менее важный. – А я – кто?
Странное ощущение – не знать, кто ты
такая, и в то же время понимать, что это ненормально. Ведь, если ты
чего-то не помнишь, то и не задумываешься над этим. Я встряхнула
головой, затем прикоснулась пальцами к вискам и с силой на них
надавила. Кроме вспышки боли, это действие ничего не принесло.
Что-то мешало вспомнить.
В одноместной палате, помимо
кровати, стула и тумбочки, на стене у входа висел рукомойник. Под
ним располагалась металлическая чаша, упрятанная в деревянную
тумбу, на которой я заметила мыльные принадлежности и зеркальце на
длинной ручке. К нему-то я и устремилась за ответами.
Из тусклого прямоугольника на меня
грустными глазами цвета медового хмеля смотрела миловидная
блондинка с пухлыми губками. Я сжала их в тонкую полоску и
нахмурилась, придирчиво оценивая себя со стороны. Рост выше
среднего – откуда-то я это знала, фигура спортивная,
сформировавшаяся, привычная к физическим нагрузкам. Волосы густые,
но слишком тонкие и воздушные. Прически на таких долго не держатся.
Родимые пятна и прочие отметины на видимых местах отсутствуют. И
лет мне на вид от семнадцати до двадцати, хотя по ощущениям намного
старше. Что же, неплохо для начала. Осталось выяснить, кто я и как
сюда попала.
Накинув поверх ночной рубашки
больничный халат, я сунула ноги в матерчатые тапки и прошлепала к
двери, высунув нос наружу. Хм, длинный коридор с палатами по обе
стороны. Примерно посередине находится стол дежурной медсестры.
Слева на кушетке, откинувшись к стене, дремлет немолодой мужчина в
униформе. Несмазанные петли скрипнули, и незнакомец тут ж
встрепенулся, машинально положил правую руку на кобуру с торчащей
наружу коричневой рукоятью табельного оружия.
– Барышня? – увидев меня, мужчина
нахмурился. – Не положено! Вернитесь в палату!
– Кем не положено? Что не положено?
– Я оторопела, а дежурная подняла заспанное личико, несколько
секунд смотрела непонимающим взглядом, а после подскочила с места и
бегом бросилась ко мне.
– Барышня, что же вы встали? Нельзя
вам! Доктор не разрешал подниматься. Вернитесь в палату,
пожалуйста! – приблизившись, машинально подхватила меня под
локоток, но тут же отдернула руку, будто я прокаженная.
– Извините! – Я растерялась,
совершенно ничего не понимая. – Мне нужно посетить туалетную
комнату.
– Не извольте беспокоиться! Сейчас
Марью Кузьминичну пришлю, и все на месте сделаете. А вставать
нельзя. Вдруг головокружение начнется? Или обморок случится? Вчера
Эдуард Францевич весь резерв на вас потратил. Что же вы, столько
трудов и насмарку? Никак нельзя, Настасья Трофимовна. Идемте в
палату.
Анастасия Трофимовна? Ну, хоть имя
узнала. Кстати, на двери с наружной стороны висела табличка, где
значилась пациентка Молчанова. Выходит, это я и есть?
