Яна
— У моей племянницы какие-то проблемы? — нервно произносит дядя.
Его голос похож на скрежет металла. Хочется заткнуть уши, чтобы не
слышать.
— Не совсем, — отвечает заместитель ректора по воспитательной
работе. — Яна — очень прилежная и старательная студентка. У неё
идеальная посещаемость и высокий средний балл. Но она очень
нелюдимая. Отчуждённая, понимаете?
— Не совсем, — дядя ещё больше напрягается.
Чувствую, как каждый нерв в моём теле вытягивается струной. Я
сижу в приёмной и ожидаю, когда зам ректора, Станислав Михайлович,
закончит беседу с моим опекуном. Я словно бы опять вернулась в
среднюю школу. Вообще вся эта ситуация с обсуждением меня без моего
присутствия кажется немного странной. Особенно, если учесть, что я
уже совершеннолетняя. Но я слышала, что в этом учебном заведении
такое практикуют. Вероятно, всё дело в том, что детки богатых
родителей не могут сами себя дисциплинировать. Вот ректорат и
привлекает внимание родителей.
— Вы ведь прекрасно знаете, что наш университет особенный, —
произносит зам ректора чуть более отстранённо. — Мы обучаем лучших
из лучших, тех, кому в будущем предстоит занять высокие должности в
министерствах и ведомствах.
— Это мне известно, — угрюмо подтверждает мой опекун. — Не зря
ведь я плачу вам столько за обучение.
— И поскольку вашу племянницу, как и остальных наших студентов,
в будущем ждёт карьера руководителя, нас немного беспокоит, что у
неё совсем нет силы воли, — продолжает Станислав Михайлович. — Я
вижу в ней потенциал, но его словно что-то подавляет. Я подумал,
может, вам известно, что с ним происходит?
Я вдруг замираю. Даже дышать перестаю. В зловещей тишине слышен
лишь ход настенных часов. Дядя медлит с ответом, хотя он-то точно
знает, что со мной не так. Вот только не признается никогда.
— Что ж, вы ведь в курсе, что я Яне не отец, — произносит дядя
наконец. Дрожь раздражения пробегает по спине. Опять он завёл
старую пластинку. — Мама Яны, сестра моей дорогой жены, погибла
десять лет назад прямо у девочки на глазах. Полагаю, это отложило
отпечаток на её психику.
— Какая печальная судьба, — вздыхает зам ректора. — Но быть
может, вы убедите её позаниматься со штатным психологом? Она не
должна носить всё это в себе.
— О, не волнуйтесь на этот счёт, — с фальшивой любезностью
говорит дядя. — У Яны уже есть свой психоаналитик. И поверьте,
пусть и небольшими шажками, но моя племянница становится всё более
открытой к миру. Ей просто нужно время.
От фальши в его голосе у меня начинает пульсировать в висках. В
голове будто случается спазм. Сколько бы я ни наблюдала это раз за
разом, не могу понять, как можно так нагло и бессовестно врать.
— Ты в порядке? Принести воды?
Секретарь зам ректора, стройная жгучая брюнетка лет двадцати
пяти, отвлекается от монитора своего компьютера и поднимает на меня
глаза.
— Спасибо, не нужно, — отвечаю я, потирая висок.
Знаю, что вода мне не поможет. В последнее время мне даже
обезболивающие не помогают. Надо просто подождать. После приступа
боль отпускает, и я даже на какое-то время ощущаю прилив сил.
— Если это всё, то мы, с вашего позволения, пойдём, — говорит
дядя поднимаясь. — Племяннице как раз надо на консультацию.
— Хорошо, — соглашается Станислав Михайлович. — Я очень надеюсь,
что она придёт в норму. Убеждён, что у неё есть особенный талант
видеть людей насквозь. Она бы смогла сделать блестящую карьеру,
если бы была чуть смелее.
Вместе они выходят в приёмную. При их появлении мы с секретарём
поднимаемся на ноги. Дядя бросает на меня злой взгляд. Чувствую,
как внутри всё холодеет и сжимается.
«Спокойно, Яна, всё проходит однажды, и это тоже пройдёт» —
говорю себе мысленно.
