Андрей
Каждый раз, проходя по этому задымленному темному коридору, мое
подсознание подкидывает картинки шестилетней давности, где прямо на
этом месте я получил неслабо по морде, о чем всё это время не дает
забыть постоянно заложенный нос. С тех пор моё жизнеобеспечение
поддерживается с помощью сосудосуживающих капель, распиханных по
карманам моих шмоток (1).
Толкаю дверь мужского сортира,
оказываясь в небольшом тускло освещенном помещении, хорошо
изолированном от повышенных децибелов, но не спасающем от звона в
ушах. Еще каких-то пару лет назад я кайфовал от этого состояния,
сейчас… наверное, я старею.
–— Да… да! Еще!
Умоляющие женские стоны и ритмичные
удары дверцы туалетной кабинки отражаются от стен, попадают мне в
кровь и стремительно несутся вниз, заставляя джинсы в области паха
неприлично натянуться.
–— А-а! Черт! — проникновенно стонет
девчонка под глухой мужской рык.
Усмехаюсь и поправляю брюки.
Быстрый перепих в клубном туалете –
меня мало удивляет. В бурной молодости я сам ни раз этим грешил, но
то, что мое тело среагировало на вопли стонущей девки, пугает меня
самого, никогда до этого не замечающего за собой сексуальной
девиации.
Вхожу в соседнюю кабинку, забыв, для
чего вообще сюда притащился и, как извращенец, подслушиваю то, что
творится через тонкую перегородку.
— Руки! — шипит деваха. – Я сказала:
«Без рук!».
Аккомпанемент шлепков ускоряется, их
стоны учащаются, а затем резко всё смолкает.
Я замираю тоже. Жду, когда
братцы-кролики покинут туалет, чтобы не стать их случайным
свидетелем.
Слышу какое-то копошение, а потом в
помещение врывается клубная музыка, но тут же стихает.
Ушли.
Делаю свои дела и выхожу из
кабинки.
Я хочу помыть руки, но замедляю шаг,
потому что у раковин стоят неприлично длинные ноги. Они настолько
длинные и оголенные, что мне приходится скользить по ним вверх
несколько томительных секунд.
Тонкие щиколотки, прокаченные, но
изящные икры и манящие бедра, наполовину прикрытые черной тканью
платья, оттопыренная задница и голая спина — напоминают, что я —
мужик и, что секса у меня не было с тех пор, как мы расстались с
Тоней около трех месяцев назад.
Медленно веду глазами вдоль ровного
позвоночника и зрительно касаюсь завязки на шее. Оголенные плечи и
спина не оставляют шанса фантазиям, потому что её вид вызывающе
вопит, что девушка без верхней части белья. И я был бы не прочь
узнать, есть ли на ней его нижняя часть.
Подхожу и встаю рядом, занимая
соседнюю раковину. Включаю кран и мою руки.
Она стоит, слегка наклонив корпус
вперед. Смотрит в зеркальную гладь и указательным пальцем правой
руки размазывает что-то блестящее и сладкое по губам. Она не может
не чувствовать, что я на нее смотрю, но старательно игнорирует мое
присутствие.
В том, что в кабинке стонала она —
меня не смущает. Обескураживает то, как нагло и дерзко эта шлюшка
ведет себя в мужском царстве членов. Это я себя чувствую здесь
непрошенным гостем, а ее, кажется, устраивает всё.
— В женском ремонт, — она
поворачивается всем корпусом с легким прищуром и хитрой улыбкой на
лице. Томно ведет обнаженным плечом и бросает в мизерную сумочку
розовый тюбик.
Мне хватает секунды, чтобы в тусклом
освещении сортира разглядеть её лицо, обрамлённое прямыми тёмными
волосами чуть ниже плеч, разделенные ровным пробором. У неё тонкая
нижняя губа, но очень чувственная объемная верхняя, по которой она
манко проводит кончиком языка. Выразительные глаза, цвет которых
разглядеть в темноте не удается, настолько большие, что кажутся
непропорциональными к ее худому маленькому лицу. Она похожа на
сову.
Девушка даже не пытается разглядеть
в ответ меня, лукаво подмигивает, разворачивается на своих
нереальных каблуках и, не спеша, идет к двери.
