Бах, бах, бах…
Твою ж мать…
Бах… бах… бах…
Да выключите уже эту зубодробилку!
Или это перфоратор?
Я открываю один глаз, потом второй,
щурюсь…
Яркое солнце ослепляет, как его
отключить?
Вожу глазами по комнате, пытаюсь
отыскать настенные часы, но голова ужасно кружится, зрение
расфокусировано, все плывет…
С трудом приподнимаю голову и тут же
адские «вертолетики» начинают свое авиашоу.
Переворачиваюсь на бок, шарю по полу
рукой в поисках телефона. Пусто. Сколько ж время?
Бах, бах бах…
Виски долбит, голова раскалывается.
Во рту, как в помойной яме. Нет, хуже. Как будто там кто-то сдох.
Или что-то. Наверное, моя совесть.
Хочется пить. Да, дико хочется
пить.
Бах, бах, бах…
Рррррр-рр-ррррр… А это еще что?
К звукам перфоратора добавляется
другой, похожий на собачий грубый лай и рычание. Откуда у нас дома
кобель? Или я не дома?
— РРР-ррр, рав-гав…ррр-рррр…совсем
охренел? — ух ты, не хило я вчера надрался, что собаки говорящие
мерещатся… почему-то голосом отца.
— Гав-гав, ррррррр… лишу, на хрен,
денег тебя, щенок неблагодарный…
А, все-таки отец!
— Очнулся? – рычит Иван Сергеевич,
мой отец.
— И тебе доброе утро, – в подушку
мычу я.
Он стоит у окна, сложив руки на
груди, и испепеляет меня взглядом. У-ух! Глаза дьявольски горят,
брови сведены к переносице, губы поджаты. Бесится! Шикарное
зрелище!
— Через пятнадцать минут. В
столовой. И только попробуй не притащить свою пьяную задницу, —
цедит сквозь зубы.
Уходит, демонстративно хлопнув
дверью. Специально, потому что знает, как мне сейчас хреново.
***
Поднимаюсь. Меня ведет из стороны в
сторону, в ушах звенит, а к горлу подступает противная тошнота.
Резко срываюсь с места и еле успеваю добежать до туалета, благо в
моей комнате он свой, как содержимое моего желудка извергается в
унитаз.
Н-да-а… Последний стакан был явно
лишним. Или несколько последних. Усмехаюсь. Смотрю на себя в
зеркало, висящее над раковиной, любуюсь. Синие круги залегли под
глазами, волосы растрепаны в разные стороны – красава, че. Та-ак. А
это что? На шее багровеет красное пятно. А вот еще одно — около
уха. Стараюсь вспомнить, что вчера было: пятница, клуб, столик,
громкая музыка, выпивка… много выпивки, какие-то люди, танцы, потом
пьяные танцы, смех, толпа, темнота, запах пота и алкоголя, мужской
туалет… Наташка! Точно Наташка! Вчера перестаралась. Или она не
Наташка? Оля? Лена? Похрен… Наклоняюсь к раковине и прямо из-под
крана жадно пью воду. Так-то лучше.
Приняв наспех контрастный душ,
почистив зубы и переодевшись в свежую одежду, спускаюсь в столовую.
Отец сидит за столом, в длинном банном халате, держит газету и
якобы читает. На самом деле он делает вид, будто ему это интересно.
Так себе пародия на итальянского мафиози! Ему еще сигары в зубах не
хватает! Откуда у него эта манера, я не знаю, но мне дико смешно, и
каждый раз приходится стискивать губы, чтобы не заржать! Аль Капоне
фигов!
— Доброе утро! — здороваюсь со
всеми.
Отец, комкая газету, бросает ее на
стол и смотрит на меня грозно.
— Сынок, милый, доброе утро! – мать
начинает суетиться, увидев меня. Ее настороженный взгляд мечется то
ко мне, то к отцу. Она знает, чем дело пахнет! Мать старается быть
амортизатором между мной и отцом. Всегда пыталась сгладить наши
ссоры и конфликты. А они у нас каждодневные. И с каждым разом все
изощреннее и изощреннее. У нас с батей сложные отношения. Вернее
сказать, нездоровые, катастрофически токсичные отношения.
— Сынок, тебе кофе сделать? Ой, а
это что? – мать подходит ближе и вглядывается куда-то в область
моей шеи. – Аллергическая сыпь, что ли?
Я непроизвольно дотрагиваюсь рукой
до места предполагаемой сыпи и вдруг вспоминаю: Наташка! Или Ленка,
или Олька!
— Ага, ма, аллергия! – давлю
довольную лыбу. – На Ивана Сергеевича! – откровенно начинаю
ржать!
