Глава 1: Каминный зал, водка и Указ
В каминном зале князь Федька Щукин откидывал назад свои вьющиеся темные волосы – жест, полный небрежной аристократии, даже когда он был одет в форму, больше подходящую для бала, чем для войны. В его лукавых серых глазах плясали огоньки иронии, а тонкие губы изогнулись в усмешке. Он наблюдал за миром как за очередным спектаклем, потягивая жгучую русскую водку, которая по вкусу была ему милее любого французского вина. За окном расстилался Петербург, утопающий в майской зелени, но это была зелень, слишком приторная для его измученной души. В воздухе витал запах сирени и надвигающегося геополитического полный кошмара.
«Ну что, Феденька, получили?» – раздался голос княгини Щукиной, его матери. Она вошла в зал, величавая дама с живыми глазами, скрывающими недюжинный ум и прагматичность.
Федька с кряхтеньем отложил пергамент с императорским указом, словно тот был проклятой картой, которая вот-вот опустошит его и без того неполный кошелек. «Получил, маменька. Ваша Светлость, похоже, судьба вновь решила подкинуть мне, вашему покорному сыну, дерьма на лопате. Призывают, черт побери, на фронт. Вы представляете? Меня, Федьку Щукина, который в последний раз видел что-то крепче бабской груди разве что на картинах фламандцев, зовут на войну!»
Княгиня лишь фыркнула, усаживаясь в кресло напротив. «Не извольте выражаться, Феденька. При чем тут груди? Вы же прекрасно знаете, как там, на фронте. Пули свистят, ядра рвутся. Кровь, грязь, отрубленные конечности. И это я еще о французской кухне не говорю».
Федька хмыкнул. «Ах, французская кухня! Вот это, маменька, истинное зло. А война… Война – это же, мать ее, бессмыслица! Разве можно назвать смыслом жизни метание свинца в таких же, как ты, дураков, только потому, что у одного коротышки слишком большой эгоизм, а у другого – слишком много земли? Долг? Честь? Да какая к черту честь, когда тебя будут кормить гороховой кашей и вонью пороха? Мой долг – это наслаждаться жизнью, совращать женщин, пить алкоголь и, черт возьми, не думать о том, что где-то там орут раненые. А это, по-моему, самый благородный долг из всех».
«Ну, тогда вам, Феденька, прямая дорога в лазарет. Там хоть орать будут, но по делу, а не от праздности», – парировала княгиня. Она окинула сына оценивающим взглядом. «Вы выглядите так, будто уже неделю не расставались с бутылкой и какой-нибудь очередной мамзелью. Или сразу с двумя».
«Маменька, ну зачем вы так? – Федька сделал вид, что глубоко оскорблен. – Я же примерный сын. Всего-то три дня, как распрощался с мадемуазель Дюбуа. И то, исключительно по уважительной причине – у нее кончился портвейн. А алкоголь… алкоголь – это ведь топливо для души, маменька. Без него эта проклятая жизнь совсем уж пресной станет».
«Пресной, говорите? – Княгиня вздохнула. – Знаете, Феденька, ваша жизнь и так достаточно остра. Особенно для тех, кто пытается ее упорядочить. А вот о ваших карточных долгах вы не забыли? Или о том, как намедни в пух и прах проигрались в карты с этим… как его… графом Завалишиным?»
Федька поморщился. «Да ладно, маменька, мелочи жизни! Завалишин – он же старый дурак, к тому же шулер первостатейный. Я просто дал ему шанс почувствовать себя победителем. Разве это не благородно?»
«Благородно – это когда вы, князь Щукин, хотя бы раз в жизни сделаете что-то полезное для Отечества, а не только для своего брюха и… кхм… других органов», – отрезала княгиня.
«Отечество, маменька, – Федька снова взял в руки указ и картинно закатил глаза. – Это ведь не березка, на которой я в детстве штаны рвал, и не бордель матушки Рози. Это нечто эфемерное, придуманное для того, чтобы такие, как я, тащились на войну и дохли за чужие амбиции. И что самое смешное – я ведь пойду. Пойду, черт возьми, как миленький! Потому что если не пойду, то Ваша Императорская Светлость, маменька, устроит мне такую жизнь, что даже на фронте покажется райским уголком. А я, знаете ли, предпочитаю адские уголки, где хотя бы есть шанс на приключение и пару-тройку незамужних француженок».
