— Это что? — господин Шуо ткнул обвиняющим жестом в кучку пепла на полу спальни.
— Это твоя первая жена, — запинаясь, выдавила я.
— Не может быть, — неверяще пробормотал тайный советник его императорского величества. Перевел взгляд на меня и вопросил: — Но за что?
— Это не я! Честное слово!
Я прекрасно понимала, что он мне не поверит. Но продолжала лепетать ненужные оправдания.
И когда появились слуги вместе со стражниками.
И когда меня волокли, подхватив под локти, в темницу.
И когда бросили на холодный каменный пол, оставляя в одиночестве в темноте.
Я съежилась, подобрала тонкую нижнюю юбку под себя, чтобы хоть немного сберечь тепло.
Попыталась призвать дар, ожидаемо ничего не ощутила. Само собой, в камере для магов стоит блокиратор.
Молча уткнулась лицом в колени.
Слез не осталось. Злости тоже.
С самого начала было понятно, что из дурацкой затеи с фиктивным браком ничего путного не выйдет.
Мне еще никогда не доводилось просыпаться в гробу.
До этого дня.
Терпкий, сладковатый запах свежей стружки и лака щекотал ноздри.
Хотелось чихнуть, но не получалось. Почесаться тоже не вышло. Наконец поняла, что вообще не могу пошевелиться!
Руки и ноги не слушались, хотя я их ощущала. По коже бегали мелкие противные иголочки, словно я долго лежала без движения и тело полностью онемело.
Попытка повернуть голову не увенчалась успехом. Только щеку дернуло застарелой болью. Ноющей, уже привычной.
Нехорошее предчувствие плотно поселилось в груди.
Как я сюда попала?
Засыпала на даче, под пледом. Камин дымил, но я не придала значения, ведь дрова почти потухли. Похоже, не до конца. Я угорела, и теперь меня собираются похоронить заживо.
Надеюсь, не кремировать хоть?
— Помогите! — попыталась позвать кого-нибудь, но получился малоразличимый хрип.
И тишина в ответ.
Если это морг, то должен быть дежурный. Если похоронное бюро — сторож. В любом случае кто-то придет, надо просто подождать!
Паника накатывала волнами, заставляя с удвоенной силой стараться пошевелиться. Кроме глаз, мне почти сразу же подчинились пальцы. Короткие ногти заскребли по ткани.
Дорогой ткани. Скользкая, гладкая, похожа на шелк. И вышивка какая-то.
Богато.
Ни звука снаружи.
Горло свело спазмом. Кажется, я сейчас на самом деле задохнусь и проблема решится сама собой.
Рывок — голова тяжелым шаром перекатывается по тонкой подушке.
И перед глазами вспыхивают видения.
Слишком яркие, чтобы быть просто бредом воспаленного сознания.
Огонь охватывает меня. Лижет руки, ластится домашним котом.
В нормальном состоянии я бы заорала и отшатнулась, но в этом полусне-полуяви — я радостно, заливисто хохочу. Мне не больше семи — окружившие меня взрослые видятся огромными, высокими, как столетние деревья. И такими же надежными.
Мама радостно подхватывает меня и кружит на вытянутых руках. Вокруг нее тоже огонь — наш общий.
Картинка сменяется.
Пламя тоже теперь другое.
Злое, кусачее. Дикое.
Оно не подчиняется моим приказам. Напротив, бросается еще яростнее.
Сверху наваливается чужое тело. Душно, нечем дышать. Дым заполняет легкие. Я кашляю, взмахиваю руками — и понимаю, что на самом деле горю.
Гроб занялся моментально. Лак почернел, обуглился, покрылся яркими алыми точками, словно сотня враждебных глаз уставилась на меня одновременно.
Мои крики становятся громче. Пламя ярче.
Сквозь багровые всполохи пробивается чей-то голос. Знакомый и не знакомый одновременно.
— Инни! Сестренка, я здесь! Остановись! Все хорошо!
Какое хорошо? Я горю заживо!
Взгляд выхватывает длинные дрожащие пальцы, царапающие стенки короба. Крышка высоко, я не дотягиваюсь.
Запоздало осознаю, что на гроб конструкция не очень-то похожа. Слишком просторно.
В этот момент огонь вспыхивает прямо на ногтях. Мне почему-то не больно, но все равно страшно. Я отпихиваю от себя льнущие искры, и они подчиняются — разлетаются в стороны вместе с обломками деревянных стенок.
