Когда б вы знали, из какого сора…
Главный герой моих повестей носит фамилию Купердонов.
Спешу предупредить читателя: это – не автор. Хотя сравнивать с автором все время хочется. И не чей-то однофамилец. Купердонов – литературный персонаж. То есть в некотором смысле образ вымышленный. Вместе с тем автор убежден, что самоирония спасает от гордыни и пошлости. Когда ты смеешься над собой, справедливость жизни проступает отчетливей. Как и красота окружающего мира. Сленг и жаргон в треш-повестях – так я для себя определил жанр этой книги – тоже объяснимы. Trash в переводе с английского – «мусор, хлам». Очень много мусора и хлама появилось в нашей жизни. Их принес свежий ветер перемен. Эмиль Золя заметил: «Если в моих сочинениях много грязи, так это потому, что ее в жизни столько же».
Второе значение слова «треш» – «отребье». Чтобы понять, почему автора интересуют мусор и хлам, представьте себе картинку. Берег моря. Набегающая на песок волна… Море – чистейшее до горизонта. Песок – белые дюны. И тоже до горизонта. Морская волна, без устали набегая и диктуя гекзаметр, приносит мусор, отбросы. Гекзаметр – поэтический размер, который использовали античные поэты. Да вот хотя бы тот же Гомер. Классика жанра! Между морем и дюнами образуется линия. Чего только там нет, в той линии, разделяющей глубину океана и чистоту песков… Гнилые водоросли, пластиковые пакеты, обрывки сетей, поплавки-балберы, пробки из-под шампанского… А вот и кукла Барби с оторванными руками, и женские плавки-стринги, замытые песком. А по обе стороны мусора – глубина и чистота. Океан отторгает грязь. Но как понять его чистоту, если не пройти линией прибоя?
Купердонов засобирался в Пятигорск. Он хотел поддержать индустрию отечественных курортов. Да и, честно говоря, ехать было особо уже некуда. Санкции, подчеркнутая, на пещерном уровне, нелюбовь прибалтов и немецкого канцлера Шольца к русским, взлетевшие цены на билеты… Макрон этот, в плюшевом пиджачке похожий на клоуна, и Байден, падающий с трапа самолета. Только батька стоял крепко. И еще арабы, завидев наших туристов из Мытищ или из Кагалыма, зазывно кричали: «Путин друг!» Насмотрелись репортажей по телику. В то время каждый президент, приезжающий в Россию, тут же называл себя другом Путина. Но в Беларуси не было моря, а Турция и Египет Купердонову опостылели. С их пыльным чаем каркаде, с подозрительными по швам дубленками, бирюзовыми бассейнами, дурно пахнущими хлоркой, и наглецами-таксистами. Таксисты смотрели на русских с прищуром. Гарик – Купердонова звали Игорь, но все называли его Гарик – такой прищур хорошо помнил. По Афганистану. Там он бывал когда-то в журналистских командировках. Освещал ввод ограниченного контингента советских войск. Помощь братскому народу. Так называлось наше вторжение. В страну оранжевого такыра – раскаленной пустыни, рыжебородых душманов и красных гор, цветом напоминающих все тот же каркаде.
Купаться в маслянистом море и примерять дубленки Гарик ездил не один. С секретаршей Светкой, голубоглазой блондинкой.
Таксисты кричали из-под полосатых тентов. Они там, в тени, играли в кости, дожидаясь клиентов, и пили черный, как нефть, кофе. Чай свой красный, из лепестков суданской розы, не пили – впаривали туристам.
– Иди-иди сюда! Шуба куплю! Как дела, Светка?
Откуда-то они знали, что помощницу Купердонова зовут Светкой. И что ей нужна норковая шуба «черный бриллиант». Турки, впрочем, как и арабы, не обращали никакого внимания на Гарика Купердонова, спутника привлекательной блондинки. Как будто бы он вообще не шагал рядом. Гарику хотелось крикнуть: «Эй вы, бандерлоги! Я вам, блин, сейчас все ваши морды наглые разобью!»
