Прыгнув в портал, Павлик ощущал себя зависшим посреди великого
Ничто. Ни звука, ни дуновения ветерка, только сердце заполошно
бьется, норовит выпрыгнуть из груди. Он пытался обернуться,
посмотреть, где преследующие его контролеры — вдруг уже рядом? — но
не мог шевельнуться.
Тьма колыхнулась, словно была живым существом, и поле зрения
залил текст:
Адаптивная корректировка: не требуется.
Корректировка фактуры: не требуется.
Враждебность фактуры: 0,9%.
Кто оценивает, насколько безопасно место переноса? Куда его
выбросит? Значит ли 0,9% враждебности, что можно не
волноваться?
Мыслей было так много, что они мельтешили, как миллионы
крутящихся снежинок. Видимо, сознание ухватилось за этот образ, и
вокруг вспыхнуло несметное множество светящихся точек. Павлик
сначала подумал – снег, но вскоре понял – звезды. Он висел среди
звезд, и два полотна закручивались впереди в слепящую точку, как
рукава галактики.
Дальше Павлик не понял: то ли его толкнули в спину, и он с
бешеной скоростью понесся к свету, то ли точка рванула к нему,
ослепила, рассеяла на атомы, вобрала в себя. На миг он перестал
существовать, а потом резко обрел плоть, причем ощутил тело чуть
раньше, чем вернулось зрение. Стиснутый со всех сторон, он точно
стоял, и голову, в отличие от тела, ничего не держало. Павлик
попытался освободиться и дернулся. Стискивающая его масса
трепыхнулась, и женским голосом проворчали:
— Да стой ты смирно, припадошный!
Люди! Русские! Свои! Не другой мир с незнакомыми порядками и
расами.
— Откуда он вообще тут взялся? – удивился мужчина. – Ты
выходишь, да?
О, если бы Павлик знал!
— Да он наркоман! — звонко воскликнула какая-то девушка. – Вон,
зрачки какие!
Зрение начало возвращаться. Смутные силуэты обретали плоть, и
Павлик обнаружил себя, со всех сторон зажатым людьми. Судя по
характерным покачиваниям, это салон автобуса… Но нет, четко
слышится ритмичный стук колес поезда.
Метро? Электричка? Что это за место? Что за город? Какое
время?
Над ним нависал высокий седоусый мужчина, похожий на
сферического в вакууме учителя черчения.
— Так ты выходишь? – повторил вопрос он.
— А… какая это станция? – пробормотал Павлик хриплым
голосом.
— Кучино, — ответил мужчина и на всякий случай посторонился.
Вместо того, чтобы пробираться к выходу, Павлик зажал под мышкой
рукоять тесака и протиснулся к сиденьям, чтобы посмотреть в окно.
Что это за Кучино? Где оно? Вдруг глухомань какая?..
И правда глухомань: мимо проплывали березовые рощи, луга,
чередующиеся с частными домовладениями… А, нет, вон многоэтажки, а
вдалеке, за сосновым бором, похоже, крупный город. Уже легче. Но
что за город?
Растительность непривычная, на юге березы растут плохо, да и
сосны другие – разлапистые, с огромными шишками и длинными тонкими
иголками, а тут – как свечки. Значит, какой-то северный регион
России. Какой?
Взгляд зацепился за объявление, наклеенное прямо в вагоне,
написанное шариковой ручкой: «Продам однокомнатную квартиру. Г.
Балашиха, 4-й этаж, 5-этажного дома». Балашиха – Подмосковье.
Значит, его переместило в Москву, которую он немного знает, и где
несложно затеряться. А время, похоже, то же: 1993 г., уж слишком
обшарпанный вагон, объявление написано от руки, а не распечатано,
на людях – одежда уродливых фасонов, прически, опять же,
жуткие.
Электричка остановилась, приняла порцию людей – Павлика сжали
плотнее. И тронулась, разгоняясь вдоль опустевшего перрона.
«Будешь направлен в наиболее безопасную точку фактуры». Ну
да, где-то здесь живет Наира Рутинян, которую он видел на птичьем
рынке. Знает ли она ответ хоть на один вопрос?
Тысячи мыслей и предположений роились в голове, а Павлик впал в
прострацию и наблюдал, как по мере приближения к городу меняется
пейзаж, все больше появляется похожих на замки особняков новых
русских, высотных домов, кое-где строились целые районы! В то время
как в родном городе все замерло.
