Теперь у сербской литературы есть свои «Сто лет одиночества».
Дина Катан Бен-Цион, критик
Роман «Голоса на ветру» – не что иное, как аутентичная сербская версия «Ста лет одиночества», книга, в которой судьбы героев переплетены не только во времени, но и в вечности, за гранью смерти, как в сказке или балладе.
Но при этом рассказанная в книге история настолько близка к реальности, что порой становится страшно.
Дина Катан Бен-Цион, критик
…и длились как дым во сне и в преходящем…
Ригведа, Индия
Чего еще искала душа моя, и я не нашел…
Книга Екклесиаста, гл. 7
На семнадцатом этаже нью-йоркского отеля, когда перед ним стремительно сменялись кадры, как это бывает перед наступлением глубокого сна или перед пробуждением, доктор Данило Арацки почувствовал, что в комнате он не один. Он протянул руку, чтобы зажечь лампу, но лампы не было. Не было и столика рядом с кроватью. Пустоту и полумрак нарушали только разноцветные отблески рекламы, освещавшие часть щеки и волосы прижавшейся к его плечу женщины. Что это за женщина и как она оказалась в его кровати? Ошалевший от долгого пути и короткого сна, Данило Арацки вздрогнул, почувствовав, что теплое женское тело шевельнулось и унизанная кольцами рука прикоснулась к его бедру.
«Прекрасно, – подумал он, – чужая комната, чужая женщина, здесь меня не найдут».
– Ты так думаешь? – из полумрака, в котором сгущались тени Арацки, донесся приглушенный голос его сестры Веты, сопровождавшийся покашливанием деда, доктора Луки Арацки – он всегда начинал кашлять, когда волновался, стараясь, чтобы Рыжик его не обнаружил. Рыжик, да, именно так он его называл, ероша рукой рыжую шевелюру мальчика. Из-под сомкнутых век Данило Арацки снова увидел себя, трех лет от роду, топающего босыми ножками за своим легендарным дедом, стараясь не наступить на посаженные его руками и недавно проросшие цветы, буйствовавшие теперь повсюду.
«Эх, как же давно это было! – воздохнул Данило Арацки: – А вот, однако же, они нашли меня и на другом конце света!»
– Но мы не могли тебя не найти! – чуть слышно процедил сквозь кашель Лука Арацки, и Данило вздрогнул.
Что он хочет этим сказать?
Между временем их смерти и этой ночью на Лексингтон-авеню прошла целая вечность, протянулось пол-Европы и черная вода Атлантики. «Могли бы хоть раз обойти меня стороной, – подумал он, – не зная, что пути мертвых еще более неисповедимы, чем пути Господни…»
Вниз по его позвоночнику скользнул ужас.
– Возвращайтесь в свои могилы и оставьте меня в покое… – прошептал он и вздрогнул, заметив, как от шевельнувшейся шторы отделилась тень его сестры Веты и спросила: неужели он мог забыть, что могил у них нет и никогда не было.
По темным волосам Веты стекали капельки воды, образуя в глубине комнаты поблескивающую лужицу. господи боже, до каких же пор будет литься с нее вода той реки, в которой она исчезла? До каких же пор все они будут преследовать его и напоминать, что им некуда возвращаться? А ведь действительно некуда…
Дело только в том, что он не может нести ответственность за всех Арацки всего мира!
– Ты уверен? – Голос, донесшийся из толпы теней, звучал глухо, еле слышно. – Ведь мы только благодаря тебе существуем…
– Вот уж нашли благодаря кому существовать! – Данило положил на голову подушку, и комнату накрыла тяжелая, слизистая тишина, через которую пробивались только шум из глубины улицы и звук воды, по-прежнему капающей с волос Веты. Если ему удастся достаточно долго делать вид, что он их не видит и не слышит, то голоса затихнут, тени растают. И на сей раз он бежал напрасно, надеясь, что на другом конце света его не найдут. «И тем не менее они его находили в метро, в зарослях камыша поблизости от Караново и Ясенка, на берегу моря, в каньонах улиц, на вершинах гор!» – отмечал неизвестный автор «Карановской летописи», приводя в качестве доказательства запутанную карту дорог Данило Арацки от Караново и Ясенка до Гамбурга, Белграда, Нью-Йорка, Хикори-Хилл.
