Литара стояла вытянувшись в струнку,
она была полностью обнажена и на вытянутых руках держала тяжелое
серебряное блюдо, на которое кучей были навалены фрукты. По тощему
бедру стекал потек от брошенного в нее чей-то пьяной рукой
помидора. Девушка знала, пока она держит блюдо ее никто не тронет,
но как только и без того слабые от постоянного недоедания руки
выронят блюдо на нее обрушится весь гнев Нуто Амитоло. Гнев старого
короля. Пир в тронном зале был в самом разгаре. Пьяные гости то тут
то там сползали со скамеек на пол и засыпали там-же где упали. По
правую руку от Нуто Амитоло сидел наследный принц, единственный сын
старого короля — Даллан Амитоло. Даллан не был пьян, в отличии от
большинства гостей, вовсе нет, он зорко, как и его отец следил за
происходящим в зале, на губах играла мерзкая усмешка.
Когда-то отец Литары также как и
присутствующие в зале мужчины пировал со старым королем, носил
дворянский титул и имел обширные земельные владения. Семья Тарм
была богата и уважаема. У главы семьи Неона Тарма была молодая
красавица жена Лила Тарм, старший сын и наследник Террел и дочь,
дочь, что сейчас стояла в тронном зале в качестве подставки для
серебряного блюда.
Кто-то бросил в Литару яблоко, а
яблоко совсем не помидор, оно намного тверже и бьет больнее. Литара
вздрогнула, блюдо накренилось и спелые персики один за другим
посыпались вниз, на пол. Подобравшись Литара выпрямилась, и
выровняла блюдо, пока ее оплошность никто не заметил. Губы девушки
были сжаты, а глаза были сухими как пустыня за Переделом. Очень
давно она разучилась плакать.
Двенадцать лет назад, ее отец и
старший брат решили поиграть в политику, решили, что могут
противостоять старому королю, решили, что монархия в том виде, что
существует неприемлема для подданных, и вообще нарушает их
незыблемые права. Государству требовалась конституция, справедливые
законы и возможно даже демократия. Этого Нуто Амитоло потерпеть уж
никак не мог. Распутать клубок заговора, для Тайной полиции не
составило труда, кого запугали, кого-то пытали, ниточки привели к
семье Тарм. К представителям древней дворянской семьи, которые
попрали законы Серединного королевства, посягнули на святое святых
— монархию. И может быть многие были согласны с идеями семьи Тарм,
и в глубине своих запуганных душ, считали, что так больше
продолжаться не может, но никто не выступил в защиту заговорщиков,
никто не захотел оказаться по ту сторону от короля.
Расследование длилось долго, за это
время кто-то не выдержал пыток и умер, кто-то свел счеты с жизнью
сам, не совладав со страхом. Лилу Тарм и ее десятилетнюю дочь
Литару держали в подземельях наравне с остальными заговорщиками.
Литара в силу малого возраста и Лила в силу недалекого ума, который
в хорошие времена просто компенсировался красивым личиком, конечно
же не принимали участия в заговоре, но король никогда не был
милостив, о нет, даже семья бунтовщиков будет расплачиваться за
грехи главы семейства. Как говориться — виноград ели родители, а у
детей оскомина. За несколько месяцев в холодной и сырой камере Лила
зачахла, и стала угасать на глазах, маленькая Литара могла только
грустно наблюдать как уходит в другой мир ее некогда красивая и
жизнерадостная мать. Не семьдесят восьмой день их заключения, Лила
утром не проснулась, за ночь тело женщины окоченело. И Литара
пол-ночи прижималась уже к мертвой матери. Именно тогда, в то самое
утро, Литара разучилась плакать. Хотелось рыдать и изливать из себя
потоки слез когда хмурые охранники выволакивали тело матери из
камеры, но она не могла этого сделать. Просто не могла, до этого,
она часто, на пару с матерью, плакала, приткнувшись в углу камеры,
куда из окна доставал тонкий луч солнца, бьющий в солнечную погоду
из узкого и высокого оконца. Но была поздняя осень, света и тепла
становилась все меньше. После смерти матери, что-то оборвалось
внутри девочки, она замкнулась и больше не реагировала на жестокие
шутки охранников. Как ни странно, ни девочку ни Лилу, охрана не
тронула, грубые шутки, плохая пища, оскорбления все было, но ни к
девочке ни к женщине никто не прикоснулся. Через пять месяцев
следствия, состоялся суд над заговорщиками, Неон и Террел Тармы
были приговорены к казни через повешение. В утро казни, Литаре
принесли чистое, новое, но явно не подходящее, сильно похудевшей
девочке платье, и ведро с чистой, но такой холодной водой. Тем не
менее девочка вымылась и переоделась в новое, сидящее мешком
платье. Ее лицо было лишено эмоций и походило на восковую маску,
охранники конвоировавшие девочку на площадь, к месту казни,
невольно ежились под взглядом этих пронзительных светло-голубых
глаз. На улице, мокрые волосы девочки покрылись инеем, а в
сочетании с цветом глаз Литары, даже суровых воинов отцепивших
лобное место пробирало от страха. Неон и Террел Тармы уже
находились на эшафоте, со завязанными за спиной руками, мужчины
походили на сломанных кукол, худые и грязные они явно были на грани
помешательства. На широком открытом балконе королевского дворца
стоял старый король и его сын. Нуто Амитоло махнул рукой, давая
знак начинать. Палач подтащил приговоренных ближе к свисающим с
деревянной перекладины веревкам, набросил на головы мужчин плотные
мешки из грубого полотна. Через несколько минут все было кончено.
Обессиленные длительными пытками, тела мужчин не дрогнули, когда
пол ушел из под их ног, все теми же куклами они безвольно повисли
на перекладине. Нуто Амитоло вскинул руку и указал палачу на
стоящую у помоста в окружении охраны девочку. Палач склонился с
высокого помоста и схватил Литару за руку, втащив к себе на помост.
Только сейчас Литара обратила внимание на то, что на помосте
установлен переносной горн, из которого торчит железная рукоятка.
Догадка пронзила девочку, но она не дрогнула. Молча она стояла
ожидая когда палач закончит приготовления. Вытащив раскаленное
клеймо из углей, палач обернулся к девочке и одной рукой сорвал
правый рукав ее несуразного платья. Не медля, палач прижал
раскаленное до бела клеймо к худому плечу. Литара не закричала и не
заплакала, как только клеймо убрали от горящей нестерпимой болью
руке, она как подкошенная упала на помост и потеряла сознание.
