Паулина
— Еще раз повторяю: последний срок
для заселения был в понедельник. Нынче уже четверг, завтра первое
сентября! О чем вы вообще думали? — театрально взмахнув руками,
комендант общаги поворачивается ко мне пышным задом и продолжает
как ни в чем не бывало наносить макияж.
Игнорируя меня, она демонстративно
смотрит в зеркало над умывальником, пока переминаюсь на пороге ее
крохотной каморки.
— И вообще! Я уже собиралась
уходить, — женщина выразительно поглядывает на часы на запястье, а
затем стреляет в меня взглядом сквозь зеркальное отражение, — у
меня танцы. И конец рабочего дня!
— Регина Эдуардовна, ну неужели
ничего нельзя сделать? — умоляю ее в сотый раз за эти несчастные
пять минут. Нервно сжимаю ручку огромного чемодана, с которым
приехала в Москву в свою новую студенческую жизнь. — Меня к вам
Валентин Иванович отправил. Проректор по хозчасти. Сказал, что вы
решите...
— Вот пусть вам Валентин Иванович и
выделяет койко-место, раз такой умный. А у меня уже все забито
вашим братом. Скоро общежитие по швам расползется, а он все шлёт и
шлёт! Как душ починить на четвертом этаже, так сантехников прислать
что-то не торопится ваш Валентин Иванович. Вот, если желаете, вас в
душе и поселю, — громко щелкнув крышкой помады, женщина резко
разворачивается ко мне и недовольно поджимает бордовые тонкие губы.
— И я уже сказала — вы опоздали! Мест нет! Совсем! — разводит
руки в стороны.
— Не могла я раньше, Регина
Эдуардовна. Я на фестивале была, — чуть ли не хнычу.
Страшно! Куда мне теперь с этим
чертовым чемоданом? Седьмой час вечера, я совсем одна в чужом
огромном городе.
— Так и живите теперь на вашем
фестивале. Я-то тут причем? — отмахивается комендантша, укладывая
палетку теней в косметичку.
— Но Валентин Иванович сказал, что
вам звонил и...
— Да что ж такое, а!? — фыркает
женщина и снова бросает нетерпеливый взгляд на часы. Тяжко вздыхает
и, пробормотав что-то себе под нос, идет к своему заваленному
бумагами рабочему столу. Шумно листает блокнот с недовольным видом,
ведет пальцем по какой-то ведомости. — Фамилия?! — рявкает.
— Зайцева, — отвечаю возбужденно,
радуясь не большому, но все же успеху. — Зайцева Паулина. Валентин
Иванович...
— Так, Зайцева, еще раз заикнетесь
про Валентина Ивановича, и я вас точно отсюда выставлю. Вы меня
поняли? — угрожающе хмурится коменда.
— Да, — в ответ энергично киваю
я.
— Так… — женщина задумчиво водит
взглядом по записям в блокноте. — Вот, да. Звонил он по поводу
вас. Ну что ж… Пойдем. Только быстро! Опаздываю уже, — бормочет,
захлопнув блокнот. Берет ключи из древней деревянной ячейки и,
накинув шаль, выходит со мной из комнатушки.
— Поселю на втором этаже. В сто
пятую. Там все девочки тоже новенькие, подружитесь. Переселить
смогу только после сессии, когда первые оболтусы отсеются. До этого
даже не подходи! У нас с этими ремонтами мест нет! До вашего этажа
строители еще не добрались, но это вы благодарите вашего Валентина
Ивановича. С душем аккуратней, лейки отлетают. Завтра подойдете и
подпишите мне технику пожарной безопасности. Не забудь! Квитанции
под роспись тоже у меня, — тараторит коменда, быстро отстукивая
квадратными каблуками по потертому паркету.
Киваю на ее каждое слово, делая вид,
что все усваиваю и понимаю, и с опаской озираюсь по сторонам, пока
Регина Эдуардовна несется впереди меня к пожарной лестнице.
Объективно — здание...старое. И
если снаружи оно очаровательно старинное, то внутри…просто мрак.
Облупленные стены, обшарпанные полы, бесконечный тусклый коридор,
почерневший от копоти времени потолок в пять метров, длинные лампы,
вереница крашенных дверей по обе стороны, неработающий лифт.
Еще и пахнет заброшенной
психбольницей.