- Хорошая ты баба, Лизавета… Красивая. Фигура отличная, кожа –
пЭрсик… Только очень ты, э-э-э, правильная. А мужик ныне нежный
пошел. Обмельчал. Найди ты себе мальчика на ночь, да и
успокойся...
Сонечка отхлебнула вина и подцепила на зубочистку ломтик
сыра.
Обвела взглядом зал ресторана, выискивая возможных кандидатов на
осеменение, но, не найдя хоть кого-то одинокого, снова
вздохнула:
- …Или обратись в банк. Ну, ты понимаешь какой.
Елизавета отодвинула тарелку с салатом:
- Понимаю, - процедила сквозь зубы. – Я понимаю, что лучшая
подруга пихает меня по проторенной дорожке. Бабка мать одна
растила, мама нашла мужика-донора, и я в банк должна пойти
оплодотворяться!
За соседним стоиком заинтересованно притихли.
А Сонечка даже руками замахала.
- Хватит, хватит! Я понимаю, что у тебя жизненные установки,
моральные принципы и все такое. Но, Лизавет, тебе уже сорок. Тут не
часики тикают, а куранты бьют.
Мысленно выматерившись, Елизавета потянулась за сумочкой.
- Спасибо, что и про возраст напомнила. Ладно, Сонь, рада была
увидеть, а поговорить – нет. Чао.
Сонечка обиженно надула губы.
- Вот про это я и говорю, - ткнула в ее сторону зубочисткой. –
Прямая ты, как железный дрын. Поэтому мужики и шарахаются. Эй, ты
что, правда уходишь?
- Ухожу.
Встав из-за стола, Елизавета одернула юбку.
Зря только согласилась на эту дурацкую вылазку. У них с Сонечкой
были весьма специфические отношения, и чем дальше, тем
специфичнее.
Подруга была такая… девочка-девочка, полная женской мудрости,
граничившей со слабоумием.
Терпеть мужа-кобеля? Ну, мужчины по природе своей полигамны, и
вообще – в измене оба виноваты. Смириться с нагулянным ребенком?
Так чужих детей не бывает. Цветочек жизни надо беречь, холить и
лелеять. Глядеть сквозь пальцы на бытовую инвалидность супруга? Не
мужское это дело – тарелки намывать и унитазы драить.
При этом Сонечка из тех, кому можно позвонить среди ночи и
попросить помощи. Рассказать все свои самые страшные секреты и быть
уверенной, что ни одна живая душа не узнает.
Их дружба тянулась с университетской скамьи. И Соня была
единственной, кто искренне интересовался жизнью Елизаветы и
совершенно не завидовал ее пусть небольшому, но успешному
бизнесу.
- Погоди, я с тобой! – подскочила Сонечка.
Не глядя бросила на стол несколько купюр и посеменила следом,
путаясь в подоле вечернего платья.
- Гожу, - со вздохом согласилась Елизавета. – И даже могу
подбросить до дома.
- Да, было бы здорово. Ты всегда такая внимательная!
Еще одной отличительной чертой Сонечки была способность
мгновенно забывать о всякого рода ссорах и неприятностях.
Хотела бы Елизавета так!
По дороге подруга принялась щебетать о новой супермегакрутой
процедуре, которую предлагали в одном из салонов красоты.
- Они слизь улиток используют, представляешь? Говорят, улитки
эти особые, то ли адамантины, то ли алефтины…
- Ахатины, - пробормотала Елизавета, высматривая как половчее
проехать. Зарядил холодный осенний дождь, и вечерняя серость стала
совсем непроглядной.
- Ну да, ахатины. Жуткие такие, огро-о-омные. Но спросом
пользуются. Хозяйка еще им на раковину всякие камушки лепит,
красит. Ничего так, гламурненько. Может, и тебе попробовать?
Елизавета фыркнула. Ну да. Сидит она такая красивая за столом и
улиткам на ракушки стразы приделывает. А рядом трется сорок котов -
как символ ее одиночества.
Может, и правда на их род порчу навели? Не приживались мужики,
хоть ты тресни.
- Ваша остановка, мадам. Извини, заходить не буду.
Сонечка тяжело вздохнула и, протараторив «еще увидимся,
спасибо», выскочила из машины, традиционно не предлагая заглянуть в
гости. Елизавета на дух не выносила ее благоверного «бабуина» с
вечно маслеными глазами. И сумел же зацепиться, сволочь… Теперь
вертит Соней, как хочет. А та ведется, как будто других мужиков в
Новосибирске нет.
