Дождь. Он не падал с неба – он сочился из него, как яд из проржавевших труб мегаполиса. Влажность превращала воздух в едкий кисель, где смешивались запахи гари от дронов, кислотной эрозии и чего-то сладковато-гнилостного – будто сама земля под Трущобами-7 разлагалась, не выдержав техногенного ада. Капли, подсвеченные неоном рекламных голограмм, стекали по стенам ржавых капсул-общежитий, оставляя за собой мерцающие полосы. «Корпорация EvoTech – перезагрузите свою реальность!» – визжал с билборда трёхмерный аватар, его улыбка растягивалась до нечеловеческих пропорций, обнажая строки кода вместо зубов.
Алекс «Нейрон» Вейл вжался спиной в стену, стараясь слиться с тенями. Его нейро-перчатки, расшитые живыми проводами, дрожали – не от холода, а от предательского всплеска адреналина, который бил в виски, как метроном сломанного таймера. Он всё ещё чувствовал на губах привкус цифрового пекла – тот металлический оттенок, что остаётся после взлома квантовых шифров. Частный сектор NeuraNet, куда он проник сегодня, не был похож на обычные пиратские серверы. Там пахло ванилью и стерильностью, как в детских воспоминаниях о больнице, а стены из света обрушивались на него, пытаясь раздавить сознание. Богачи не просто хранили там данные – они играли в богов, перекраивая реальность под свои капризы.
– Чёрт, – Алекс сгрёб пальцами мокрые волосы, пытаясь заглушить гул в ушах. Его грудная клетка горела – сердце, модифицированное дешёвым кибер-имплантом, стучало аритмично, будто предупреждая: ты зашёл слишком далеко. Где-то в переулке взвыла сирена, и он инстинктивно присел, нащупывая за голенищем нож-дешифратор. Сквозь пелену дождя проступили силуэты – или ему мерещилось? В Трущобах-7 даже тени казались живыми и голодными.
Он вспомнил, как Кайбер впервые привёл его сюда, десятилетнего воришку с перебитыми пальцами. «Здесь тебя не найдут даже призраки, – хрипел старик, затягиваясь сигаретой с синтетическим табаком. – Но запомни: стены в трущобах тоже умеют кричать. Только на языке данных». Теперь эти стены шептали ему в спину, пока он скользил вдоль них, как крыса по вентиляционным шахтам. Где-то в вышине, за смогом, сияли башни Энигма-Тауэр – иглы, пронзающие брюхо тучам. Там, среди облаков из хлорированного пара, решали, сколько кислорода достанется Трущобам завтра.
Сообщение исчезло, оставив после себя запах палёной пластмассы. Внезапно его перчатки вспыхнули алым – сигнал тревоги из нейросети. Алекс замер, вглядываясь в строки, проступающие на влажной стене: >> СЛИШКОМ МНОГО ВОПРОСОВ, НЕЙРОН. ТЫ УВЕРЕН, ЧТО ХОЧЕШЬ ЗНАТЬ ОТВЕТЫ?
Алекс прислонился к стене терминала, пытаясь перевести дыхание. Он чувствовал, как нервные окончания в мизинце отзываются фантомной болью – чёрт, будто этот проклятый протез помнил ту подворотню, где его лишили пальца за чип с дешёвым порноархивом. Сейчас это выглядело глупо, но тогда, в 13, за такие данные убивали.
Его рука скользнула к нейро-перчатке, как по рефлексу. Провода на её поверхности вспыхнули синим, в унисон пряди волос, которую он окрасил когда-то в честь погибшего напарника. Хакерская братва трущоб носила такие цвета, чтобы не забывать, за что воюют.
Ладонь, которой он упёрся в ржавую поверхность, оставила влажный отпечаток. Неожиданно металл под пальцами запульсировал – слабым током, словно старый друг тихонько щипнул его за запястье. Он отдернул руку, но было поздно: на стене, там, где секунду назад виднелись лишь их с Кайбером юношеские граффити («N3UR0N & K4YB3R – взломано!»), замигали голубые линии. Они сплетались в знакомый силуэт, и Алекс почувствовал, как желудок сжимается от боли, которую не заглушить даже адреналином.