Мягкая трава щекотала кожу. Я валялась посреди поля, увлеченно догрызая травинку, и щурилась от яркого летнего солнца.
Пока мое лицо не накрыла тень.
Я скосила глаза. Лица против солнца не рассмотреть, только угловатая, худощавая и явно неполовозрелая фигурка давали какую-то почву для размышлений.
Недолго же они прождали, и полчаса не прошло. Видать, припекло.
– Ну? – я выплюнула измочаленную травинку и с удовольствием потянулась, приподнимаясь на локтях.
Худенькая конопатая девчонка скомкала в руках край замусоленного передника и посмотрела на меня с ужасом, судорожно сглатывая. Кажется, ей проще было в лес к медведям, чем подойти поближе ко мне.
Я села, подобрав под себя ноги, и воззрилась на нее в ожидании.
Не далее чем полчаса назад я старательно прогулялась возле ворот, демонстрируя всем желающим серый плащ, черные, отливающие синевой пряди и яркие фиолетовые глаза.
Гоготала и возмущенно кудахтала живность, спешно загоняемая в сараи; верещали утаскиваемые с улиц дети; с грохотом захлопывались ставни. Финальным аккордом взвыл пес, которому в кутерьме что-то отдавили.
Благодать.
Я прошлась еще разочек туда-сюда и отошла метров на сто.
Кушать-то хочется регулярно, а у всяких селян очень кстати всякие беды приключаются, с которыми я совершенно случайно могу помочь.
Одна из вышеназванных селянок лет четырнадцати от роду выпучила от усердия голубые глаза, выпустила измятую ткань и выпалила:
– Сударыня ведьма, голова об вас интересовался, очень вас просил!
– Голова, значит, – я зевнула, не скрывая отсутствия интереса. – А что у головы вашей приключилось?
Девчонка вся сжалась:
– Знать не знаю, сударыня ведьма. Пойдемте, а?..
– Ну пошли, – я поднялась на ноги, с сомнением оглядела перепачканные землей и травяным соком пальцы, вытерла их о плащ, сунула в рот и заливисто засвистела. Девчонка шарахнулась в сторону, испуганно прикрывая голову руками. Видимо, несладко ей жилось.
Неподалеку захрустели ветви, но никто не появился.
– Шевелись! – рявкнула я.
Густая трава пошла волнами, и на вытоптанный мной пятачок вывалился огромный боров в черных подпалинах. Замер на месте, возмущенно взвизгнул и недобро покосился на девчонку.
– Ой, какой жирненький! – восхитилась конопатая, разом отмирая. – На убой кормите?..
Свинюх возмущенно захрюкал. Я подобрала сумки, взвалила их на щетинистую спину и закрепила ремнями.
– Нет, до ездового ращу. Зачем самой вещи таскать?
Свин передернулся всем телом. Я хлопнула его по толстому крупу, получив еще порцию свинячьего недовольства, и вполголоса пообещала:
– Будешь выделываться, к зиме заколю.
Обдав меня волной презрения, свин бодро затрусил к деревне. Мои пожитки сползали по направо, то налево, но ремни держались крепко. Надо бы при случае новые купить – недавно вредное животное повадилось спину о стволы чесать, как ты не порвал.
В деревне было пустынно.
Меж домов словно призрак прошел – ни шороха, ни скрипа. В подполах они там позакрывались все, что ли?..
– Проповедник у вас хороший, наверное. – Я оглядела добротные избы. Над каждой дверью висел знак Трехголового – три спаянные боками медные монетки.
– Отож! – охотно согласилась девчонка. Наличие у меня свиньи как-то примирило ее с соседством злокозненной ведьмы. – Отец Епат такие проповеди читает, что потом ужасы снятся неделю!
Как бы не попасться мне на глаза этому устрашающему служителю господню. Впрочем, меня бы вряд ли позвали на помощь, будь он здесь.
– Уехал куда? – я подпнула Свинюха, остановившегося возле корыта.
– Так в город, – простодушно выложила девчонка и ойкнула, закрыла рот ладошкой с криво обломанными ногтями.
Я вздохнула. Предрассудки – штука живучая, особенно касательно дел магических. Но почему до сих пор считается, что без проповедника ведьма заворожит всю деревню, устроит танцы с прелюбодеяниями до первых петухов, а после первого луча солнца все души участников отправит прямиком в геенну огненную? Я много деревень повидала, но при виде местных мужиков ни на какие прелюбодеяния не тянуло. Может, это и не предрассудки, а фантазии?
