— Тише-тише, малыш, не плачь, все будет хорошо.
— Мне страшно, Ась, — Нюта тихо всхлипывает, прижимается ко мне
своим маленьким тельцем, сжимает свои крохотные ручонки у меня на
плечах, а мне рыдать в голос хочется, потому что она маленькая еще
совсем и не должна этого всего видеть… испытывать.
За дверью слышатся шаги, громкие голоса, развязный смех. Кто-то
несколько раз стучит в запертую дверь нашей с Нютой комнаты, и я
молюсь всем богам, чтобы этому пьяному борову не пришло в голову
ломиться в спальню. Хлипкая преграда в виде старенькой деревянной
двери не выдержит напора взрослого мужчины.
— Тихо, Нют, сейчас они на кухню уйдут, — шепчу сестренке,
поглаживаю ее по маленькой рыжей головке, стараюсь успокоить, а у
самой сердце грохочет так, что вот-вот из груди выскочит.
Я давно привыкла к этому постоянному, непокидающему меня долгие
годы, липкому страху, но Нюта, она не понимает, слишком
маленькая.
— Лучше бы они умерли, — вдруг выплевывает малышка.
Я смотрю на нее, в ее большие карие глаза и вижу в них столько
несвойственной ребенку ненависти, что мне в самом деле становится
страшно. Не должен ребенок испытывать подобные эмоции, не должен он
желать кому бы то ни было смерти. Неправильно это.
— Ну что ты такое говоришь, — я обнимаю ее крепче, целую в
макушку и давлю рвущиеся наружу слезы. Посреди горла встает
огромный ком и мне становится невыносимо трудно дышать.
Прислушиваюсь к происходящему за дверью. В нее больше никто не
стучит и, кажется, к нам больше никто не заявится. Голоса за дверью
стихают, видимо, «гости» переместились на кухню. В последнее время
эти посиделки случаются все чаще, а в квартире каждый раз
появляются новые собутыльники родителей.
Сглатываю вставший посреди горла, колючий ком, прижимаю к себе
сестру, закрываю глаза. Ничего, скоро все обязательно изменится,
мне лишь только нужно накопить денег на квартирку и забрать отсюда
Нюту.
Без нее я отсюда не уйду, не оставлю с этими…
Она всхлипывает, а я чувствую, как намокает ткань моей
водолазки. Ничего, малыш, ничего, я обязательно что-нибудь
придумаю, я найду деньги, и мы отсюда уйдем.
Снова прислушиваюсь к звукам в квартире, слышу звон стаканов и
противный хохот откуда-то со стороны кухни. Вздыхаю, достаю из
кармана телефон и набираю номер Аньки — соседки из шестого
дома.
Она давно предлагала мне вариант заработать, я все отказывалась,
не представляя, как буду отсвечивать своими девяносто на глазах у
толпы мужиков, а теперь смотрю на покрасневшее и припухшее от слез
лицо сестры и понимаю, что сделаю все, пойду на что угодно, лишь бы
вытащить ее из этого ада.
— Але, — сонно тянет в трубку Анька.
— Привет, это Ася, — произношу как можно тише.
— О, привет, — уже бодрее проговаривает Анька.
— Ты говорила, что на треке еще нужны грид-герлс, это еще
актуально? — затаив дыхание, я жду от ответа.
Из динамика раздается какое-то копошение, а следом звучит голос
Аньки.
— Надумала все-таки? Актуально, Ась, с твоими данным, всегда
актуально, — хмыкает Анька, а я вздыхаю.
— Только ничего такого, Ань, я только…
— Да помню-помню, успокойся, монашка ты наша, приезжай сегодня,
адрес скину, вечером большая гонка и начальство будет.
— Хорошо.
— Ну до встречи, тогда.
Пару месяцев спустя
— Ты главное запрись, и не открывай никому, хорошо?
Чувствую, как грохочет мое сердце, как стучит в ушах пульс, как
страх окутывает тело. Нюта смотрит на меня своими большими глазами
и кивает осторожно. Взгляд у нее такой… взрослый что ли,
понимающий. И мне тошно от этого взгляда. Ей всего четыре, у нее не
должно быть забот.
Понимаю, что оставлять ее в квартире опасно, но соседка, тетя
Маня, как на зло уехала, и попросить присмотреть за Нютой некого.
Работу я пропускать не могу, мне уже трижды сделали предупреждение:
еще раз — и больше могу не выходить.
