— Отпусти меня, слышишь, — Дарина
упиралась ногами, впивалась длинными ногтями в кожу этого гада, а
он словно не чувствовал ничего, тащил ее прочь из клуба, будто она
его собственность.
— Прекрати, — раздраженно произнес
брат, продолжая путь. Длинный коридор сменился просторным холлом, а
тот в свою очередь улицей.
Демьян наконец ослабил хватку, и ей
удалось вырвать руку из цепкого захвата. Кожа на запястье
покраснела, её пекло, наверняка синяки останутся.
— Как ты смеешь вообще! Ты позоришь
меня перед друзьями! — девушка ненавидела его, всем своим сердцем
ненавидела. Смотрела на него и понимала, что не видела бы еще
столько же. Зачем только вернулся?
— Ты позоришь себя своим видом, — он
прошелся по ней взглядом, заостряя внимание на подоле платья. — С
каких пор ты так одеваешься?
Дёма был зол, Даря по глазам видела,
по заигравшим на скулах желвакам, по сжатым кулакам. А чего злится?
Это она злиться должна. Он бросил ее! Бросил и уехал, а она не жила
потом долгие месяцы, существовала только. Ему все равно было. А
теперь вернулся и приказы раздает. Гад такой!
— Не твое дело, ты потерял право
голоса в тот день, когда уехал, можешь возвращаться к этой своей…
кто там у тебя.
Развернувшись на каблуках, Дарина
собиралась вернуться к друзьям, но Демьян вновь схватил ее за руку
и потянул на себя. И невозможно было вырваться из его объятий,
невозможно было выскользнуть. Он держал ее крепко, прижимал к себе,
так близко, что шея девушки покрывалась мурашками от теплого
дыхания парня. В ноздри ударил такой знакомый запах ментола и
табака, и Даря невольно закрыла глаза.
— Я отвезу тебя домой, — дурман,
навеянный близостью Дёмы, тут же выветрился из ее сознания.
— Я никуда с тобой не поеду, меня
ждут…
— Кто тебя ждет, Даря? Этот
смазливый слизняк? Я переломаю ему руки, если он посмеет коснуться
тебя еще раз, и ноги, если вздумает подойти.
Она слушала этот бред и только
моргала. Да как он смеет!
— Не тебе решать, кому меня
касаться, я совершеннолетняя и могу делать что хочу и с кем хочу! —
выплюнула Дарина, не понимая, что дразнит тигра в клетке.
Она и сообразить не успела, в какой
момент оказалась поднятой над землей и прижатой к холодной бетонной
стене. Демьян, поддерживая ее под бедра, вклинился меж ног. Его
губы опустились на шею девушки, вызывая в теле крупную дрожь. Даря
не понимала, что это за реакция такая, и почему… почему не может
оттолкнуть, хочет, но не может.
— Мне, Даря, только мне решать,
потому что ты моя, и только я буду тебя касаться, только я буду
делать с тобой все те вещи, что кружатся в мыслях малолетних
слюнтяев, пялящихся на твой зад. Ты поняла меня? Ты моя!
НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ
Ступая по мокрому от дождя и снега
асфальту, Демьян в очередной раз вдохнул побольше воздуха в легкие.
Как же давно он не был дома. И кто бы что ни говорил, а здесь даже
воздух другой, родной, что ли.
Три с половиной года назад он
практически бежал отсюда. От чувств своих больных. Думал,
выветрится эта блажь вдали от нее, пройдет, утихнет,
притупится.
А оно не притупилось. Все эти
чертовы три года Демьян только и делал, что думал о Дарьке. Как ни
старался, как ни травил в себе эту нездоровую любовь, так и не смог
от нее избавиться.
Он до сих пор помнил полные слез
глаза Дарьки, и как, швырнув его подарок, она исчезла за дверями
своей комнаты, и как потом Демьян побитым псом сидел у ее двери. Он
все помнил. И слова ее: «Ты все испортил» — тоже помнил.
Три с половиной года он даже голоса
ее не слышал, видел только на фотографиях, она счастливой казалась.
Не сразу. Но смирилась вроде, правда, его, Демьяна, возненавидела
люто. Это он из слов брата понял. Марк был единственной ниточкой
между Демьяном и Дариной. Пару раз Демьян звонил, ему действительно
хотелось услышать ее голос, а она так и не ответила, ни разу за три
с половиной года.
