— Вам кого? — выдает высокий,
темноволосый парень и не стесняясь проходится по мне взглядом.
Отчего-то брюнет мне кажется знакомым.
Теряюсь, совершенно сбитая с
толку.
— Я, наверное, ошиблась квартирой, —
оглядываюсь, на лестничной площадке всего три двери, и судя по
цифрам на остальных, я не ошиблась. — Это ведь сто двадцать пятая?
— уточняю на всякий случай.
А может, я дом перепутала? Или
улицу? Да нет же, не могла я, все верно должно быть.
— Сто двадцать пятая, — кивает
парень и хмурится.
— Мне нужна Дарина Воронцова,
скажите, она здесь проживает? — интересуюсь неуверенно, едва
выдерживая взгляд брюнета — оценивающий, с долей неприязни.
— Ты Еся? — брови парня летят вверх,
на лице отражается крайней степени недоумение, а я киваю, словно
болванчик.
— Еся, — подтверждаю, все еще не
понимая, откуда он знает мое имя.
— Входи, — он отходит в сторону, а я
осматриваюсь не торопясь. Отчего-то мне совсем не хочется входить в
квартиру к незнакомому мужчине. — Входи, не надо соседей веселить,
— бросает он грубо и я, сглотнув скопившуюся во рту вязкую слюну,
вхожу в квартиру, позволяя закрыть за собой дверь. Спокойно, Еся,
он ничего тебе не сделает. Дыши.
— А вы… я, простите, но откуда вы
знаете мое имя?
— Дело в том, что с тобой говорил я
и объявление, на которое ты откликнулась, было моим, — пожав
плечами, парень прислоняется спиной к стене, и скрещивает руки на
груди, продолжая меня осматривать.
— В…ваше? Но я… я говорила с
девушкой, и на фото была девушка, — произношу глухо, понимая,
конечно, как глупо звучат мои слова.
— Ну знаешь, на твоей фотографии, —
делает жест-кавычки, — тоже явно не ты, — договорив он как-то
странно морщится, словно ему неприятно. А мне так обидно
становится. Ну почему люди такие злые? Хочется расплакаться от
безысходности, я ведь так надеялась на это объявление. — В общем,
прости, что так вышло, но ты не подходишь, — он уже собирается
открыть дверь, но я останавливаю его в последний момент.
— Подождите, — сама не верю в то,
что творю, мне бы бежать отсюда, — фотография не моя, но я не
какая-нибудь голодранка и я все умею, как и говорила, все правда, и
готовить, и убирать, и вы меня видеть не будете даже, — до чего я
докатилась, готова валяться в ногах у незнакомого парня, лишь бы
согласился сдать мне комнату.
Он останавливается, снова окидывает
меня оценивающим взглядом.
— Давай начистоту, я немного приврал
в объявлении, мне не нужна уборка в обмен на комнату, нет, нет так,
— замолкает на секунду, словно подбирая слова, — уборка мне тоже
нужна, но это не главное, у меня нет времени заниматься домом, так
же, как нет времени искать девок на стороне, словом, мне нужно…
черт, да не смотри ты так, с толку сбиваешь.
— Я не понимаю.
— Мне нужен секс, понимаешь? Уборка,
готовка и секс, — ошарашивает меня своей прямотой. — Ты не
подходишь, — продолжает бить словами.
Только не расплакаться, только не
расплакаться. Сначала нужно выйти отсюда, потом можно будет.
— Простите, я поняла, — киваю и
разворачиваюсь, позволяя ему открыть дверь. Может, и хорошо, что я
выгляжу настолько убого, не знаю даже, как бы выдержала, предложи
он мне расплачиваться телом за жилье. — До свидания, — не смотрю на
него, выхожу из квартиры и срываюсь прочь, бегу вниз по лестнице,
едва сдерживая предательские слезы и не понимая, что делать
дальше.
Все в жизни не случайно, у всего
есть причины, так говорила мама. И сейчас бы я с ней совершенно не
согласилась, поспорила бы даже , потому что, глядя на орущего
мужика, которому я, конечно, не нарочно, но отдавила ногу, наехав
на нее телегой, набитой коробками молока, я никак не могу понять,
каковы причины вот такого идиотского начала моего рабочего дня, и
какого черта небритый мужик с гнездом на голове и темными очками на
глазах, на минуточку, в середине декабря, делает в такую рань в
нашем супермаркете на отшибе города.