Марат
– Мар, ну! – тычет в бок Назар. Два
других моих друга – Антон Дубина и Арсений Брагин, топчутся тут
же.
– Не могу. Потерпите еще
час-полтора.
Отец дает прием в честь моего
тридцатилетия. Я обижу родителей, если просто так сдернусь. Мужики
синхронно стонут. Здесь им скучно. Не спасает даже знаменитое
кавказское гостеприимство, потому что так же сильно оно обязывает.
Вести себя сдержанно и достойно. А мужики хотят дурить. И толку,
что взрослые дядьки?
– Чего хоть ждем? Я уже обожрался.
Обпился… – жалуется Антон.
– Теперь главное – не обоссысь, –
ржет Назар.
Смотрю на эту троицу с иронией.
Хочется тоже бросить что-нибудь эдакое. Скабрёзное. Чтоб от них не
отставать. Но я в доме родителей. Это сдерживает. Я хорошо
воспитанный мальчик. Гордость отца.
– Марик…
– Мама…
– Зара Джамильевна, – заискивающе
улыбаются мужики. Мама у меня – красавица. Однажды мы чуть не
сцепились с Назаром. Он ляпнул в ее адрес что-то недопустимое, не
со зла, конечно, но я закусил удила. Все же разница культур иногда
дает о себе знать, хотя в большинстве своем мы уже разобрались, что
можно, а что – харам. Мужики у меня понятливые. Деликатные даже,
пусть порой в это сложно поверить. Кланяются, загребущих лапищ к
маме не тянут. Трогать чужую женщину – харам.
– Мальчики, – улыбается мама.
Некоторым мальчикам хорошо за тридцать. Но против такого обращения
они не возражают. Только в ответ тянут губы. – С тобой отец хочет
поговорить.
Оглядываюсь на мужиков. Те вздыхают,
понимая, что продолжение праздника теперь откладывается на
неопределенный срок. Мама, замечая это, улыбается шире. Мама все
про меня понимает. Мама мудрая…
– Иди, потом сразу можешь уехать. –
Её улыбка гаснет. Та-а-ак. С чего бы вдруг?
– Я должен к чему-то
подготовиться?
– Отец сам все тебе расскажет.
Пропускаю маму в приоткрытые
двери.
– Мам?
– Это мужской разговор.
Склоняю голову. Мама целует в лоб.
Мужской – так мужской.
– Отец…
– Заходи, Марат. Как ты?
– Все хорошо. – Усаживаюсь напротив
в кресло. – Спасибо за вашу речь в начале вечера. Я тронут.
Это правда. Отец был хоть и сдержан,
но дал понять, что в самом деле мною гордится. Это важно. Я давно
перерос те проекты, которые он мне до этого поручал, и надеюсь, что
теперь, когда я проявил себя лучшим образом, мне, наконец, доверят
семейный бизнес. Или хотя бы одно из его направлений.
– Заслужил. – Отец настроен
добродушно, я чуть расслабляюсь. – Ты хорошо справляешься с
делами.
– Спасибо. У меня перед глазами
достойный пример. Как там у нас говорят? Лучше сиди там, где нет
Аллаха, чем там, где нет старшего?
– Не всякому чужой пример помогает.
Я же могу не переживать за дело своей жизни. Это дорогого
стоит.
– Я не подведу.
– И тут у меня нет сомнений. Теперь
меня в гораздо большей степени волнует другое.
– И что же?
Отец помешивает в хрустальной армуде
чай. Аромат наполняет комнату. Моя бабушка говорила, что в доме
всегда должно пахнуть уютом, чтобы гость не захотел из него
уходить. Я уношусь в детство, в воспоминания. Отец тоже как будто
никуда не спешит. Вместо прямого ответа на мой вопрос он заходит
издали.
– Зара говорит, что это все слишком
на тебя давило.
– Я не жалуюсь.
– И не жаловался никогда, да. Но
твоя мать уверена, что из-за слишком большой ответственности,
которую на тебя наложило наследие, ты упустил нечто важное.
– И что же? – я пытаюсь не
хмуриться, но мышцы так и сводит.
– Тебе тридцать. А ты не женат.
Ну, мам! Блин… Что за подстава?
– Это дело нехитрое.
– И все же. Плохо то наследство,
которое некому передать.
Это ж мы теперь и о детях, так? Вот
и как я настолько влип?! Все же хорошо было.
– Отец, вы сейчас к чему-то
конкретному клоните?
– Тебе надо жениться.
Кому надо? Да какого хрена
вообще?!
