Глава 1. Пробуждение в Аду из Бархата
Первым пришло ощущение мягкости. Непривычной, тонущей, обволакивающей мягкости. Сознание, тяжелое и вязкое, как смола, медленно отползало от края черной, бездонной ямы. Маша попыталась пошевелиться, но тело не слушалось, было чужим, налитым свинцом. Веки не поднимались, словно их сшили тончайшими нитями.
Она лежала, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Глухие, отдаленные удары, будто бы кто-то стучал в дверь на другом конце длинного-длинного коридора. Постепенно к звукам добавились тактильные ощущения. Шелк. Прохладный, скользящий шелк под ладонью. Тяжесть бархатного одеяла, давящего на ноги. Воздух, густой и сладковатый, с примесью пыли и каких-то незнакомых цветочных ароматов.
Где я?
Мысль была пустой, без паники, просто констатация факта. Последнее, что она помнила – бесконечный Excel, мигающий курсор в ячейке «Отчетность за квартал», противный шипящий звук офисного чайника и собственная рука, тянущаяся за кружкой с кофе. Потом – резкая, обжигающая боль в висках, темнота.
Отключилась. С переутомления. Выгорела, как и предупреждала та дура-психолог. Теперь лежу, наверное, в больнице.
Но разве в больницах пахло так? И были ли в больницах шелковые простыни? Она с усилием заставила себя открыть глаза.
И тут мир перевернулся.
Над ней был не белый потолок с трещинкой в углу, не плафоны с люминесцентными лампами, а высокий, темно-бордовый балдахин, сотканный из тяжелого бархата и расшитый причудливыми серебряными нитями. Он ниспадал с каких-то невидимых опор пышными волнами, создавая ощущение гнезда, кокона, гробницы.
Паника, до этого дремлющая где-то на подкорке, ударила в виски адреналиновым шквалом. Маша резко села, скинув с себя давящее одеяло. Голова закружилась, в глазах поплыли темные пятна. Она уперлась ладонями в матрас, пытаясь поймать равновесие. Руки дрожали.
Это не больница.
Она огляделась. Комната. Огромная, просторная, залитая мягким, рассеянным светом, льющимся откуда-то сверху. Стены были обиты шелком цвета спелой сливы, по углам стояли резные туалетные столики из темного дерева, на одном из них поблескивал хрустальный графин и несколько флаконов. Горел камин, отбрасывая на стены причудливые тени. Везде – золото, бархат, шелк. Неприличная, вызывающая роскошь.
Сон. Это наверняка сон. После того дедлайна и литра кофе – самое то.
Она сжала пальцами шелковую рубашку, в которую была одета. Не ее. Чужая. Тончайшая ткань, прошитая кружевами, едва прикрывала тело. И тело… тело было другим.
Маша с ужасом посмотрела на свои руки. Длинные, изящные пальцы с аккуратными овальными ногтями. Бледная, почти фарфоровая кожа, без единой родинки, без знакомого шрама от ожога о поддон для кофе. Она провела ладонью по своему плечу, по ключице. Кожа отзывалась непривычно остро, будто все нервные окончания вышли на поверхность. Каждое прикосновение отдавалось эхом.
Она сбросила себя с кровати. Ноги, длинные и стройные, подкосились, не привыкшие к новому весу, к новому центру тяжести. Она ухватилась за стойку балдахина, чтобы не упасть. Сердце бешено колотилось, глотая воздух, которого не хватало.
Не я. Это не мое тело.
Истерика, тугая, холодная, подкатила к горлу. Она зажмурилась, пытаясь отдышаться, вытеснить накатывающий ужас. В голове пронеслись обрывки, чужие воспоминания. Ветер, свистящий в ушах. Грива лошади, черной как смоль, под пальцами. Чувство полета, а потом – резкий толчок, удар о землю, хруст, боль, темнота.
Падение. Упала с лошади.
Это была не ее память. Она боялась лошадей, с детства. Никогда не подходила к ним ближе, чем на три метра.
