Самое жаркое время, середину лета, Леонидис, наконец, решил провести на одном из прелестных островков, разбросанных во множестве в Эгейском море. Там у его родителей была, как они со смехом говорили, загородная вилла. На самом деле – всего лишь скромный деревенский дом, окруженный небольшим садом, издавна принадлежавшим семье отца Леонидиса. Когда дедушка и бабушка были живы, Леонидис проводил у них почти каждое лето, а после их смерти, он «в поместье» не появлялся. Сначала учеба в старших классах колледжа, потом поступление в Школу кинематографии в Афинах, в общем, некогда было. Родители его, люди очень занятые, – отец архитектор, мать —модельер, – мало имели времени для досуга, а если имели, то проводили его в Европе. Отцу нравилось путешествовать, а мать должна часто бывать в Милане и Париже на показах моды.
Старый дом, с прелестным, но запущенным садом, вновь очаровал Леонидиса, и напомнил о детстве. Сейчас он вел почти монашеский образ жизни: часами слушал Моцарта и Баха, и все время фотографировал и снимал на камеру свой сад с многовековыми оливами, кипарисами, лавром; деревьями, искореженными временем, или густые заросли травы; многообразие цветов, название которых он не знал, посаженных еще бабушкой, но выживших в благодатном климате. Все это великолепие буйной природы, прекрасная музыка и полная тишина, давали ему чувство покоя и гармонии. Он как-то смутно вспоминал шум и суету столичных Афин, и ему казалось, что теперь у него другая жизнь, которой, как это ни странно, он готов отдать предпочтение. Он много читал. Принципиально решил летом насытиться классикой: Гомер, Шекспир, Гёте, трагики – Эсхил, Еврипид. Отдых и работа переплелись в эти дни. Но чем больше он работал, тем сильнее ощущал радость бытия, свободу быть самим собой, заниматься любимым делом. В глубине души он гордился собой. Но ему не хватало, – он остро чувствовал, – любви. «Наверное, – думал он, – в этом богом заброшенном краю вряд ли можно найти достойную девушку. Если только непритязательную пастушку для легкого флирта», – смеялся он над собой. Несколько раз он замечал вдали девушку в белых джинсах и белой летящей рубашке, которая сопровождала пастухов со стадом овец, и никак не мог понять, что она делает здесь. Однажды он разглядел на плече у нее этюдник, и мысленно улыбнулся: «Местная художница запечатлевает местные красоты», – ехидно подумал он.
Леонидис забыл бы о ней, если бы не встретил девушку возле своего дома. Она непринужденно устроилась за оградой, и, как бы чувствуя себя хозяйкой всего острова, спокойно писала этюд сада – его, Леонидиса, действительно живописного, сада. Это сначала возмутило, потом рассмешило Леонидиса, и он вышел к девушке.
– Позвольте пригласить вас в мой сад, если он вам так интересен, – весело сказал он, широко распахнув калитку. Внимательно посмотрев на нее, остолбенел. Девушка напоминала Афродиту с картины Боттичелли: та же вытянутая стройная, как бы летящая фигура, те же золотистые волосы, падающие вдоль спины до колен; открытые, огромные глаза, синие, как небо, внимательно и вопрошающе смотрели на него.
Леонидис смутился и смешался. Вот уж чего он не ожидал от себя! Но девушка неожиданно улыбнулась.
– Я вам очень благодарна. Ваш сад, действительно, приманка для художника. – И она вошла в сад, ища место для наиболее интересного обзора.
Леонидис, как заворожённый, поплелся за ней. Он, правда, успокаивал себя тем, что, наверное, местная знаменитость рисует примитивные, открыточные пейзажи. Спросив разрешения, он встал у нее за спиной и вновь был потрясен. У этой девушки рука настоящего мастера, сразу понял он. Еще не зная её имени, Леонидис почувствовал, что пропал. Такое сочетание красоты и мастерства просто оглушили его.
