— Ритуал нужно провести не позже праздника Урожая. Эртен должен
освоиться с новой силой. Так что начинай готовить зал.
В ответ донесся приглушенный смех.
— Ну что такое? — недовольно буркнула тетка.
— Ничего. Я просто восхищаюсь тем, что твои деревенские корни
придают тебе шарм даже спустя тридцать лет, дражайшая Кира, —
фыркнул дядя Эрдалон. — Праздник Урожая, надо же…
Имоджин скрипнула зубами. Нашли время для дурацких шуточек,
когда она стоит под дверью ни жива ни мертва, с силой прижимая руку
к груди, чтобы оглушительный стук сердца не разносился по всей
округе!
Они говорили о ритуале! А Имоджин слишком хорошо знала, что это
за ритуал. И они упомянули ее имя! И если бы она не вернулась домой
раньше, то ничего бы не услышала!
— Девчонку тоже готовить? — поинтересовался дядя, отсмеявшись и
выслушав порцию тетиного раздраженного шипения в ответ.
Так, девчонку. Это точно о ней.
— Нет. Добровольность не обязательна.
Имоджин придвинулась еще ближе к двери — массивной, толстой,
украшенной резьбой двери хозяйских покоев. Эта махина не пропускала
звуков, но Имоджин уже начала осваивать магию. Как не освоить,
когда с семнадцати лет промышляешь тем, что достаешь на втором
плане мира редкие магические компоненты и перепродаешь их?
Один початок камыша, булавка, разделенная надвое — кончик в
камыше, головка плотно сжата в кулаке. Полутьма в коридоре. Почти
пустое восточное крыло особняка. Дядя с тетей не любили, когда
прислуга вертелась поблизости. Они обезопасили себя от лишних ушей.
Имоджин бы ничего не услышала — и так и не узнала бы о том, что ее
ждет — если бы ход на второй план не начинался в подвале именно под
восточным крылом.
А она возвращалась домой. И случайно выцепила свое имя в
отголосках беседы, которую вели опекуны, закрывая за собой надежную
тяжелую дверь.
— Я справлюсь дня за три, — сказал тем временем дядя. — Ритуал
можно провести в любое время, я просто хочу немного повысить
вероятность правильного исхода… Ох, Темные боги. Кира, ты уверена,
что он никому не навредит? Ваши фамильные штучки бывают весьма…
кусачими.
Имоджин почти наяву увидела, как усмехнулась тетя в ответ. Она
всегда усмехалась, когда вспоминали о ее происхождении — старинный
темный род, проклятия, игры со смертью, обряды на крови… Род дяди —
и самой Имоджин — был не лучше, но у достопочтенных магов сель Маре
хватало благоразумия не афишировать семейные умения.
— А, то есть, по-твоему, лишение магии — это не вред? — хмыкнула
тетя. — Нет. Прочти уже наконец. Ты глава рода и должен будешь
проводить ритуал. Как меня угораздило выйти за человека, который
настолько ненавидит читать?
Донесся слабый шорох. Дядюшка, вняв словам тети, принялся
листать гримуар. Один из тех древних темных гримуаров, которыми
кишела библиотека особняка сель Маре.
— Жаль, — пробормотал он спустя несколько минут. Пауза длилась
так долго, что Имоджин уже хотела уйти. — Но Робест меня бы понял.
Наверняка он бы понял меня…
— На твоем месте он бы поступил так же, — отозвалась тетя.
Супруги сель Маре всегда поддерживали друг друга. А их частые
пикировки никогда не переходили грань полушутливых. Тетя Кира и
дядя Эрдалон были образцовой семейной парой и мыслили одинаково в
любой ситуации. Будь то выбор новой мебели, позиция семьи в Совете
Пятидесяти… или решение провести ритуал, который отнимет силы у
Имоджин и передаст их Эртену, будущему главе рода сель Маре.
Эртен родился с околонулевым уровнем магии. Такое случалось даже
в древних семьях магической аристократии.
Имоджин родилась с высоким уровнем, но пока ей не сравнялось
двадцати, дядя и тетя на правах опекунов могли распоряжаться ее
судьбой как хотели. Родителей она не помнила — что же, и так
бывает, все бывает даже в древних семьях магической аристократии,
им не чуждо ничто человеческое, в том числе смерть…
