История жизни герцогини

— Охохонюшки, — с трудом поднимаясь с садовой табуретки, простонала девушка. Ей нравилось неспешно ковыряться в земле, думая в это время обо всем на свете, но тело затекало и бастовало против подобной увлеченности.

Эх, если бы Тома знала, что в ней проснется такая тяга к земле, то она пошла бы учиться на садово-паркового дизайнера, или агронома, или…

Да что теперь гадать. Через месяц она будет дипломированным учителем начальных классов, и о тишине можно даже не мечтать. Если повезет, то ей хотелось бы устроиться учителем труда, но подружки говорят, что теперь не во всех школах есть такие уроки. Домоводство все чаще заменяют на преподавание этикета. Очень жаль, в мире рукоделия нынче столько интересного! Грустно, что Тому никто не спрашивает, когда отказываются в школах от этих очень полезных уроков, как для мальчишек, так и для девчонок.

Тамара потихоньку отвозила на компост выполотую траву, присматривала, где еще надо поковыряться и довести до ума первые посадки. Особенно ей нравилось украшать булыжниками края грядок. Камни гладкие, некоторые из них теплые, и сложно выпустить их из рук. Никому не интересна невзрачная красота обычных камешков, а они такие разные, нет двух одинаковых, крутишь-вертишь их в руках, пока не почувствуешь, как лучше уложить.

Родители у Томы молодцы. Купили землю в получасе от города, поставили крошечный домик. Летом планировали прямо отсюда ездить на работу, а доча их «одна поживет в квартире, может, личную жизнь наладит». Так решили на семейном совете. Семья была не богата, но на дачку скопили, а там дальше как бог даст. Может, со временем дачу в зимний домик перестроят.

Тома, возвращаясь с тележкой за следующей кучей травы, нервно оглянулась. Все время казалось, что кто-то плачет. Она походила по участку, посмотрела по сторонам, никого не нашла.

Девушка продолжила наводить порядок, убрала инструмент, помыла руки и села на новенькие качели, дожидаться обеда. Родители тоже без дела не сидели. Отец мастерил кровати, мама высаживала розы, дед красил забор, бабушка готовила на всех еду.

— Мам, не слышишь, откуда плач идет? — не выдержала Тамара раздражающих, непонятно откуда слышимых всхлипываний и горестных подвываний.

— Что? Плач? Нет, зайка, ничего не слышу.

Женщина, распрямившись и покряхтывая, попыталась выгнуться обратно, потирая поясницу.

— Ну как же, мам, вот сейчас, слышишь, прямо рыдает взахлеб, — настаивала дочь.

Томина мама прислушалась и, отрицательно покачав головой, принялась распаковывать следующий саженец. Тамара поднялась с качелей и снова попыталась определить, с какой стороны ревут.

«Чертовщина какая-то», — распалялась она.

— Деда, не чуешь, откуда плач детский слышится?

— Плач? Нет, никто не плачет.

— Дед, ну как же, я же не с ума сошла?

Заинтересовавшись настойчивостью дочери, мама, отложив цветы, подошла к красящему забор свекру.

— Папа, как у вас дела?

— Нормально, вон внучка переполошилась, плач ребенка слышит, а я нет. Давление, может, поднялось, раз слух понизился? — озадаченно произнес крепенький мужчина лет за шестьдесят.

— Знаете, папа, я тоже не слышу, значит, это Тома переработала на солнце. Доченька, у тебя голова не кружится?

Тамара недовольно посмотрела на маму, но прислушалась к себе. Она девушка крепкая, рослая, но, конечно, не спортсменка, могла и утомиться с непривычки. И все же…

— Я устала, но не до глюков же! — возмутилась Томка.

— Эй, кто там ревет?! — требовательно закричала она. — Что случилось, помощь нужна?!

Ответили с двух сторон. Баба Таня крикнула, что не откажется от посадки картошки. Сосед с другой стороны крикнул, что она может старую траву у него грабельками поскрести. Мама покачала головой на активность соседей, дед сплюнул, обозвав их халявщиками, а Тома резко обернулась. Помимо соседей она услышала писклявый голосок.