Я пялюсь на фотографию мужа, который спит на мятых шелковых
простынях, запрокинув руки за голову, а к нему жмется милая
шатенка. Симпатичная такая, острый носик, пухлые губы и хитрые
глазки. Она же судя по ракурсу и сделала фотографию. Хороший
снимок, чувственный и провокационный.
Следом за фотографией прилетает сообщение от незнакомого
номера:
“Оставь его. Он любит меня”
Способен ли Валерий на любовь? Интересный вопрос, о котором я за
наш недолгий брак не раз задумывалась. В кроватке покряхтывает
Сонечка, будто учуяла мой гнев. В руке вновь вибрирует телефон, и я
медленно выдыхаю.
“Где твоя гордость?”
Откладываю смартфон, встаю с кресла, но в детскую заходит Мария.
Наша няня. Хорошая, вежливая и доброжелательная женщина, у которой
кроме основных обязанностей есть еще одна повинность перед главой
дома. Я в курсе, что Валерий периодически вызывает Марию к себе и
она отчитывается перед ним по поводу меня.
Я вышла за Валерия по указке богатого и успешного дяди, который
пообещал моему отцу перед смертью, что позаботится о его “милом
ангелочке”. Фактически его забота обернулась для меня годами в
закрытом частном интернате, после он отправил меня в университет,
ведь любая приличная женщина должна быть с образованием, чтобы ее
было потом выгодно продать.
Я стала его разменной монетой в корыстной цели породниться с
семьей Рузановых, и меня до сих пор тошнит от тех тихих
переговоров, на которых мне сделали предложение “руки и
сердца”.
Я не горжусь той громкой истерикой, перевернутой мебелью,
разбитой посудой и попыткой сбежать. Дядя меня вернул, поставил
ультиматум и доходчиво объяснил, что жизни мне не даст, если я
откажусь.
Мама тогда встала на его сторону и назвала меня капризной
идиоткой. Конечно, она испугалась, что гнев дяди и ее коснется. Она
всегда им восхищалась, и вечно ставила его в пример папе, который
посвятил жизнь не “бизнесу”, а музыке. И да, после смерти отца дядя
и маму взял под свое щедрое крыло. До сих пор ее содержит, потому
что мы… семья!
— Проснулась, заюша? — Мария наклоняется над кроваткой.
Валерий не любит меня. Мы так и не сблизились с ним, как родные
люди, и после родов у меня снесло крышу. Я люблю дочь больше всего
на свете, но родить ее я должна была для другого человека. Для
того, кто бы любил меня. И не Валерий должен был ее брать на руки
после роддома с каменной рожей и пустыми глазами.
Да, снесло крышу. Именно так. У меня случился дикий нервный
срыв, когда я вновь переступила порог шикарного особняка. Слабая,
никчемная и обессиленная после сложных родов с обильной
кровопотерей. Вошла в дом, где меня не любят, села на кушетку у
входной двери и при всех родственниках закричала в отчаянии.
Была скорая, но успокоительных не вкололи. Лишь дали список с
травяными чаями, которые можно кормящим мамам. Именно поэтому Мария
и докладывает Валерию о моем состоянии. И я на нее не злюсь, потому
что сама виновата. Я не умею держать себя в руках.
— Вам бы поспать, Виктория, — Мария обеспокоенно смотрит на
меня.
— Все настолько плохо?
— Вы бледная.
Дядя мой — бездетный. Он бесплоден, поэтому так вцепился в меня,
стал моим официальным опекуном и “ввел” в свою семью. И как же он
разочаровался во мне, когда я родила дочку. Он хотел внука. Словами
он этого не сказал, но взгляд был весьма красноречив, а затем
проникновенным шепотом пожелал в самое ближайшее время сына.
Родители Валерия его поддержали.
— Я Соню кормила полчаса назад, — вздыхаю и похлопываю по щекам,
чтобы разогнать кровь.
— Значит, она просто балуется, — ласково воркует Мария на Соней,
которая улыбается и ножками сучит. — Сладкая булочка, — поднимает
внимательный взгляд на меня. — Что-то случилось?
