— Милый, как ты? — обеспокоенно и нежно спрашивает Вера.
В ответ тишина.
Я через закрытую дверь чувствую раздражение Гордея, а сама я
делаю медленный выдох.
Мою душу вместе внутренностями будто выморозили изнутри.
— Гордей… Я рядом…
И я захожу в библиотеку, решительно распахнув дверь.
Потому что имею право и не собираюсь я убегать сейчас в слезах,
подслушав разговор моего мужа и его любовницы.
Гордей сидит в кресле и опять курит, гипнотизируя струйки дыма.
На подлокотнике сидит Верочка, его бывшая одноклассница и по
совместительству старший маркетолог в его компании.
Вглядывается в его безучастное лицо и держит за руку.
— Это уже наглость, — усмехаюсь я.
Гордей совершенно не реагирует на мое замечание, да и на бледное
лицо Веры тоже.
— Я пришла высказать свои соболезнования, — Вера встает и
поправляет узкое черное платье с непростительно глубоким для
похорон декольте. Ее сиськи вот-вот выскочат, а родинка на правом
полушарии привлекает даже мое внимание. — Такая трагедия…
— Тебя тут не должно быть, — сжимаю ручку двери. — Как у тебя
совести хватило…
— Уходи, Ляль, — Гордей подается вперед, тушит окурок в
пепельнице и опять тянется к пачке сигарет. — Я скоро вернусь.
Над его головой плывет прозрачное полотно дыма, а я все стою и
смотрю на Веру, которую я бы укутала в простынь, чтобы спрятать ее
сиськи.
— Мне повторить? — переводит на меня взгляд и сует в зубы
сигарету.
Вера протягивает ему зажигалку, которую он небрежно выхватывает
из ее пальцев.
Я ни разу не видела его таким, будто в моего мужа вселился
кто-то иной. Кто-то очень опасный и на грани психопатии.
Он сидит спиной к окнам, и солнечный свет будто вырезал его из
реальности инфернальным чудовищем. Лицо в тени. Щелкает
зажигалка.
Огонек освещает его лицо оранжевыми бликами. Подкуривает
сигарету неглубокими вдохами, глядя на меня исподлобья, и
усмехается.
Вера возвращается к нему на подлокотник и печально вздыхает.
— Я сейчас спущусь, дорогая, — сколько мерзлоты в его словах
сейчас. Огонек потухает, и он раздраженно откидывает зажигалку на
столик. — И дверь за собой закрой.
— Ты должна уйти, — поскрипываю зубами в бессилии перед Верой, —
это неуважительно к нашей семье, — перевожу взгляд на Гордея, — или
мне позвать наших детей, чтобы ты их познакомил со своей
потаскухой?
— А такая сцена с детьми и скандалом, — тихо и холодно отвечает
Вера, — будет очень уважительная? Лилия, мы ведь взрослые люди,
верно? — смотрит на Гордея, который опять провалился в свои мысли.
— И мне… я понимаю, что сейчас не самое подходящее время, но раз
твоя жена в курсе, — кладет руку на живот, — то мне надо что-то вам
сказать.
Несколько дней
назад
— Урод! — встречаю Гордея криком и тарелкой, что летит в
него.
Он, конечно же, уворачивается. Молча. Тарелка бьется о стену и
разлетается на осколки.
Я хотела встретить мужа с гордой невозмутимостью, но только
увидела его рожу, меня переклинило.
Весь мой план быть спокойной и разумной женщиной лопнул
воздушным шариком и вспыхнул яростью.
— Я знаю!
— Ясно, — Гордей отпинывает осколок тарелки и едва заметно
щурится.
Вот к чему пришел наш пятнадцатилетний брак. К молчанию, в
котором мой муж и не думает оправдываться.
И даже не прикидывается дурачком с вопросом “что ты знаешь,
дорогая?”.
— Ты мне изменяешь! Я знаю!
Гордей взгляда не отводит. Не бледнеет. Не краснеет. И не просит
меня успокоиться или поговорить.
Он бессовестно ломает обычный сценарий в скандале, который
рождается из измен.
— Ты так и будешь молчать?
— Ты сейчас скажешь, что требуешь развод, — он шагает мимо меня
к мини-бару.
Чувствую себя идиоткой.
