Макар целует Жанну. Он ее крепко обнимает, прижимает к себе и
целует с каким-то надрывом и отчаянием, а я стою на пороге кухни
босая, растрепанная и с пустой бутылочкой в руках. В воздухе пахнет
ванилью и корицей. Жанна с тихим мычанием и недвусмысленно трется о
его пах.
Шесть тридцать утра. Я спала около трех часов. У Артема —
колики, а у меня — бессонные ночи. Поэтому до меня туго доходит,
что я сейчас вижу. Вздрагиваю, когда бутылочка приземляется на пол
со стуком и катится к столу.
Какие у Жанны большие глаза сейчас. На пол лица. Она
взвизгивает, прячется за Макаром, который хмурится, а в аромат
ванили и корицы вплетается горькая гарь. Оладушки на сковородке
подгорают.
Жанна — моя сестра. На три года старше. Мы приютили ее на пару
месяцев после ее разрыва с очередным мужчиной. Каким-то дерзким
байкером, который поднял на нее руку, забрал деньги и укатил с
дружками в закат. Макар был против тогда, а я его уговорила, потому
что “мы семья, мы должны ей помочь”. Какая я дура.
— Оладушки горят, — едва слышно говорю я и отступаю.
Жанна хватает сковороду, ойкает и с грохотом ее роняет.
Подгоревшие оладьи отлетают в сторону.
— Уля, — Макар делает ко мне шаг, — не дури.
— Она же моя сестра, — сипло отвечаю я.
Хотя какая разница. Сестра или нет.
— Я его люблю, — шепчет Жанна. — Уля… Так случилось… Я
влюбилась…
— Замолчи, — рычит Макар на нее.
Мозг не желает воспринимать реальность. Я так устала за
последнюю неделю, что у меня уже руки трясутся и зрение подводит.
Часть моей жизни сейчас — размытые пятна, среди которых вспыхнул
четкой картинкой откровенный и жадный поцелуй. Пока без
эмоционального всплеска. Истощенная нервная система тормозит и не
может переключиться с беспокойства о сыне на мужа, который, похоже,
изменяет мне с моей сестрой.
— Уля, — Жанна слабо улыбается.
Так эти разговоры о том, что мне невероятно повезло с мужем, и
вопросы, как мне удалось подцепить на крючок такого мужика, были
завистью? Сквозь туман шока проступают улыбки Жанны, ее кокетливый
смех, ее восторг и комплименты в сторону Макара. Так она шарахалась
по дому в коротких шортах, маечках на голую грудь не по причине,
что она безалаберная?
— Не делай такие круглые глаза, — неожиданно говорит Жанна. — Ты
себя видела со стороны?
— Ты что такое говоришь? — медленно моргаю я.
— Сгинь, — Макар мрачно и зло смотрит на нее.
— Он тебя не любит, — Жанна выходит вперед, встряхнув волосами.
— Это же очевидно, Уля. Ты, что, слепая?
Оглядывается на Макара, который сжимает кулаки и медленно
выдыхает:
— Сгинь… Жанна, не доводи до греха.
Я медленно разворачиваюсь и на цыпочках иду прочь из кухни. В
груди что-то проклевывается. Острое и ядовитое. Оплетает сердце,
пробивается в легкие, и новый вдох обрывается болью. Со стоном
прижимаю ладонь к груди, открываю рот, хрипло глотая воздух, и
приваливаюсь плечом к стене. В глазах темнеет.
— Уля, — слышу голос Макар, который встряхивает меня за
плечи.
Вижу его лицо. Злое и презрительное. Он никогда не был щедр на
эмоции, но в нем не было раньше столько гнева, как сейчас.
— Не трогай меня, — толкаю его в грудь, но он не выпускает меня
из стальной хватки.
— Я тебе сказал, — шипит в лицо, — не дури. Успокойся и
поговорим. Как взрослые и адекватные люди.
— Адекватные? — шепчу я и повышаю голос. — Ты с моей сестрой
спишь! С родной сестрой! — опять толкаю его в грудь, захлебываясь в
ужасе и отвращении к Макару. — Как долго?!
— Две недели, — раздается надменный голос Жанны.
— Сгинь, дрянь такая! — в ярости гаркает Макар. — Или я тебе
шею, мразь, сверну!
— И будь я у него только одна, — Жанна грациозно садится на софу
с резными и позолоченными ножками и закидывает ногу на ногу,
высокомерно поглядывая в нашу сторону. — И не меня тебе стоит
остерегаться, Уля. Он мужик у тебя темпераментный, дикий… А ты
после родов, отнекиваешься, не подпускаешь к себе, то голова болит,
то устала, то сын… Никто тебя не осуждает, но нормальный мужик не
будет спускать в кулак.
