Злата
Не сплю всю дорогу. В груди гудит непонятная тревога.
Поезд мягко покачивается, ритмично постукивая колесами. Обычно
меня моментально выключает. Но не в этот раз.
Можно было бы списать все на усталость. Все-таки за два дня в
Петербурге я успела провести целых шесть встреч, договориться с
художниками и даже заглянуть к знакомой в галерею на Невском. Но я
знаю — дело не в этом.
Снова проверяю телефон. Три последних сообщения мужу так и висят
непрочитанными.
22:05 – “Как прошел день? Я без ног!”
23:56 – “Ты спишь? Я тоже уже пойду. Спокойной ночи, любимый.
Пусть тебе приснюсь я! 😘”
6:03 – “Знаю, ты ещё спишь, а я уже ЕДУ К ТЕБЕ!!! 🚄💨 СЮРПРИЗ!
Так соскучилась! Давай проведем день вместе? ❤️”
Пустяк вроде. Но Ян всегда отвечает быстро. Лаконично, без
смайлов, но отвечает. Даже если занят. Даже если ночной созвон с
Лондоном или встреча с кем-то из его людей. А сейчас – тишина.
Наверное, уснул. Спит богатырским сном, а я тут извожу себя как
дура. Последнее время у него было столько работы! Отец втянул его в
новый проект, и я уже не помню, когда у нас был нормальный
выходной.
Проводница катит по проходу тележку, предлагая чай-кофе. Смотрю
в окошко, как мимо быстро пролетают февральские заснеженные
пейзажи.
Почти девять. Неужели все еще спит?
Как-то не верится. Это я хомяк, который может спать полдня, но
не он. Шесть часов сна для Яна — за глаза.
Загибаю пальчики, считая, сколько он уже не отвечает. Пальцы
обеих рук заканчиваются.
Слишком долго, чтобы не начать волноваться.
Слишком мало, чтобы поднимать всех на уши.
Может, с телефоном что-то? А вдруг, все-таки что-то случилось?
Не замечаю, как начинаю нервно грызть ноготок.
Вдруг раздается плач ребенка. Вздрагиваю. Смотрю на женщину с
малышом в нескольких рядах от меня. Мальчик, года два от силы.
Улыбаюсь — такой хорошенький.
Мать утешает его, о чем-то тихонько с ним договаривается. Он
прижимается к ней, губки бантиком. Зарывается в ее кашемировый
розовый свитер. Она треплет его по волосам, целует в макушку, и у
меня что-то мягко щемит в груди.
Месяц назад я аккуратно спросила Яна:
— Давай заведем ребенка?
Мы как-то никогда это толком не обсуждали, и, наверное, я
тороплю события, ведь мы женаты всего год.
Ян тогда посмотрел на меня долгим взглядом, а потом пожал
плечами:
– Давай.
И все. Ни улыбки, ни радости, ни тех эмоций, которые я
ожидала.
Я убедила себя, что это просто Ян. Ян не показывает эмоции. Ян
не сюсюкает, не говорит лишнего. Но все равно, этот момент заноза в
памяти.
Снова смотрю на маму с сынишкой. Я бы очень хотела. Вот такого
же малютку, копию отца.
Когда поезд, наконец, подъезжает к Ленинградскому вокзалу,
хватаю чемодан. Одной из первых тороплюсь к выходу, прежде чем
поезд остановится.
По плану, я должна была приехать только вечером. Ян не ждет
меня, так что будет ему сюрприз! План – применить все свои женские
хитрости и уловки, чтобы заставить мужа сделать, наконец,
выходной!
В Москве еще морозней, чем и в Петербурге. Пока таксист
пробирается через утренний поток машин, снова проверяю телефон.
Сообщения все так же сиротливо висят без прочтения.
Прячу мобильник в сумку. Ну ничего, так даже лучше. Так сюрприз
будет еще ярче.
Машина сворачивает в узкий переулок, где кирпичные дома с
историей перемешаны с дорогими особняками – старый московский шик.
В окне пролетает Театр на Таганке, еще закрытые винные бары и
кофейни с модными москвичами, где уже яблоку упасть негде.
Наш дом стоит в глубине улицы, за железными воротами. Кирпичный,
массивный, с большими окнами в пол.
Роюсь в сумочке в поисках магнитного пропуска. Из будки уже
посматривает охранник.
Наконец, нахожу. Передаю водителю, чтобы поднес ближе к лобовому
— так сенсорам легче считать. Шлагбаум поднимается, и мы заезжаем
во двор под прицелы камер.
