Мне казалось: именно они, журналисты, управляют миром. Одним словом, могут перевернуть всё вверх дном.
С этой мечтой я отправился в Ташкент – в город больших надежд.
На третьем курсе прошёл практику в районной газете по месту жительства. Мол, свои люди – дело простое, не для того, чтобы у них учиться, а чтобы самому показать: вот как должен писать настоящий журналист! Вот что значит стиль, мастерство! Именно с таким наполеоновским замыслом и дурацкой самоуверенностью я и появился в редакции.
Разумеется, вслух ничего такого не говорил. Не хвастун я. Все эти мысли были лишь между мной и Всевышним. В душе – гордыня, снаружи – скромность.
Редакция районной газеты – это один человек, Носир-ака: он и главный редактор, и ответственный секретарь, и журналист. Всё, что он прикажет – выполнял молча. Хотите – самсу принесу, чай заварю, воду из чайханы? Пожалуйста. Вот и вся моя "практика".
Но внутри всё жгло: мечта-то осталась! Хотелось написать что-то великое, разбудить, потрясти!
На восьмой или девятый день я, наконец, решился:
– А что, если сделать сенсационный материал?
– Что-что? Сенсационный материал?! – Носир-ака явно не понял, переспросил, нахмурился. – Сходи в "Пайнет", кинь денег, а я тебе сенсацию из интерната найду, такую, что целых три недели, как куры над яйцом, будем высиживать!
– Нет, вы меня не поняли, – сказал я тише, но твёрдо. – Может, напишем о нашей жизни? О чём-то рядом с нами. Такое, чтобы люди удивились, задумались…
Почему-то его это разозлило.
– О чём писать?! О пшенице, которую убрали, или табаке, который уже пересадили? Это, по-твоему, сенсация?! Ты, видно, совсем с ума сошёл, в этом захолустье искать жизнь! Это не жизнь, парень, это – гниль! Жизнь в Ташкенте!
Потом разговорился. Оказалось, когда-то он тоже учился на факультете журналистики. Даже влюблён был в однокурсницу. Но родители не позволили – женили на другой. Видимо, и вправду из тех, кто обжёгся на любви. Может, потому и раздражается так?
Хотя… глядя на его засаленный воротник, мятую рубаху, мешковатые брюки, раздавленные тапки – не верилось, что этот человек и вправду учился там, где я сейчас учусь. Неужели и я, через десять лет, стану таким?
– Ты вообще, где слово "читатель" услышал? – продолжал он. – Это только в Ташкенте есть читатели!
Сколько живу – не встречал ещё человека, который бы так презирал свою профессию. Журналистика учит чувствовать, страдать, жить – а этот… безразличный, как пень. Где же его душа?
– Если писать не с интернета, а из жизни, читатели потянутся, – не выдержал я. – Некоторые районные газеты теперь по республике расходятся!
– Пиши, – сказал он вдруг, без эмоций. – Посмотрим.
Но по интонации я понял: это было насмешкой.
На следующее утро я прямиком направился в районный молодёжный союз. Через них, думал я, можно написать жизненный, трогающий материал.
– Хорошо придумали, – сказал руководитель, парень, всего на пару лет старше меня. – Нужно писать о нашей работе… Вот в школах трудимся, помогаем молодежи с выбором профессии, духовность поднимаем…
Я молчал. Опять пустые слова. Пахло очередной агиткой.
– Нам нужно что-то необычное, – перебил я. – Событие. Неординарное. Чтобы читателю в душу запало… Чтобы, прочитав, вздрогнул!
– Вы о поучительных историях, что ли? – не сразу понял он. – Которые заканчиваются: «мораль сей басни такова…»?
– Нет. Настоящее. Подвиг. Судьба.
– А-а, понятно! – просиял он. – Вот недавно помогли одинокому старику из Мангитобада1 крышу отремонтировать. Его сын погиб в Афганистане… Молодёжь собралась, помогла…
Честно – тема мне не понравилась. Но в голову вдруг пришло: а если показать всю жестокость жизни, боль утраты, старость без опоры?.. Из этого может выйти глубокий текст.
