Здесь нет деревьев, здесь так высоко, что ветер не доносит ни
запах зелени, ни гарь автомобилей, чадящих на нижних ярусах. Только
небо и облака. Когда пасмурно, они укутывают вершину зиккурата, и
ритуалы приходится переносить на другой день.
Сегодня ясно, и с минуты на минуту начнется Великое
Подношение.
Прожекторы выключены, и над вершиной – черное небесное
полотно. Самые яркие звезды – глаза тех, кто сверху смотрит на
Сердце зиккурата — многоступенчатую воронку, где на плоском дне
восседает на золотом троне идол Ваала, с пятой ступени к нему
тянется широкая лестница. Светятся красным три глаза на бычьей
голове, на протянутых руках танцуют сполохи огня, полыхающего в
печи его ненасытной огненной утробы.
Вверх возносится многоголосая песнь жрецов, полукругом стоящих у
ног Величайшего, они так мелки, что напоминают красно-золотые
кукольные фигурки. Второй от статуи полукруг – жрицы, которые
подхватывают песнь, когда смолкают мужчины. И самый дальний ряд –
дети в белых одеяниях.
Только потомки великих родов имеют право видеть Великое
Подношение. Тридцать родов – тридцать лож на самом высоком
ярусе.
Барабанная дробь обрывает песнь, и мир застывает в предвкушении.
Створки на брюхе Ваала смыкаются, чтобы огонь не опалил людей,
которые должны приблизиться к идолу. На лестнице появляется фигурка
женщины, ведущей за руку двухлетнего ребенка в белой мантии.
Кудрявый золотоволосый мальчик сосредоточенно сопит, пытаясь
открутить кукле руку, его не волнует ни гудящий огонь в брюхе
Ваала, ни лысые жрецы, идущие вслед за его матерью.
Смолкают барабаны, и тишину пронзают десятки детских голосов,
умоляющих Ваала принять дар. Женщина берет сына на руки и, вытянув
их перед собой, шагает по лестнице к божеству. Ребенок смеется,
пытаясь дотянуться до ее носа, а когда рядом проносится ворох искр,
оглядывается, смотрит на вмиг распахнувшееся чрево Ваала, испуганно
раскрывает рот.
Мать прижимает его к себе, чтобы он не закричал, ведь это плохой
знак, бежит к печи, отрывает от себя ребенка и бросает в печь.
Тонкий крик тонет в многоголосой молитве благодарности.
Десятки наблюдателей восторженно ахают, и лишь одна женщина
сжимает зубы, зажмуривается и больше не смотрит вниз. Она до
последнего надеялась, что явится Белый Судья и остановит убийство.
У нее годовалая дочь, и муж хочет отдать ее Ваалу, чтобы тот
даровал ему пост суфия. Губы женщины шевелятся, но не молитву
читает она – снова и снова проговаривает вопрос в надежде услышать
ответ.
«Великий Ваал! Мне не нужны богатство и слава. Если хочешь, я
ими пожертвую. Ты сам говорил, что моя дочь отмечена Танит, так
зачем ты забираешь ее? Хочешь, я отрекусь от своего рода?.. Хочешь
– возьми меня, но пусть она живет».
Она смотрит вверх, и ей чудится странное: будто цифры бегут от
Ваала вверх и тают в небе.
«Пусть Гамилькар возьмет себе другую жену, - шепчет
женщина. – Она отдаст тебе первенца, а потом родит второго, и
взамен Ваал сделает Гамилькара суфием, даст ему столько власти,
сколько он желает. А у меня больше не будет детей! Пощади». Она
становится на колени.
«Ты еще не поняла, что Ваалу плевать на вас? Алчное,
совершенно безмозглое божество жаждет вашей крови, а взамен кормит
иллюзиями».
Она всю жизнь боялась обитающего в ней демона, подстрекающего к
плохим поступкам, но теперь он был с ней заодно. Она приняла
решение и тверда как никогда.
Дождавшись, когда восхваления закончатся, женщина садится во
флаер, стоящий здесь же, на взлетной площадке ложи, усаживается за
руль и взмывает ввысь, чтобы посмотреть на светящийся муравейник
сверху, проститься с привычной жизнью, ведь уже сегодня она
добровольно сойдет на последнюю ступень зиккурата, где обитает
грязный и лихой люд, который ест крыс и, говаривают, что друг друга
– тоже, граждане ее круга объявят на нее охоту, ведь она собирается
забрать у Ваала то, что принадлежит ему по праву.
