– Повторить? – Бармен кивнул на стакан с остатками виски, в котором медленно таяли кубики льда.
Тимур очнулся от мрачного оцепенения, пошарил по карманам. Он выскочил из номера, не захватив с собой ничего – ни бумажника, ни даже телефона, – не в том был состоянии. В заднем кармане джинсов нашлась запасная ключ-карта от номера и единственная мятая купюра, номиналом немного превосходящая выпитый Тимуром виски. Он положил её на стойку.
– Не нужно. И сдачи тоже не нужно.
Бармен забрал деньги и понимающе кивнул.
– Можем записать на счёт номера, – предложил. – Оплатите при выезде из отеля.
– Нет, спасибо. Я, вообще-то, не пью.
– Совсем? – Бровь бармена дёрнулась то ли с удивлением, то ли с иронией.
– Совсем, – ответил Тимур и решительно опрокинул в себя остатки виски.
Звякнули, прокатившись по стенке стакана, обтаявшие до неправильных шариков, кусочки льда. Бармен едва заметно хмыкнул себе под нос и продолжил тереть полотенцем пивную кружку. Тимуру в этом хмыканье послышалось слегка презрительное снисхождение, и внутри вновь зашевелилась едва утихшая злость.
Наверняка так говорит каждый третий, прежде чем напиться до полуобморочного состояния. Но Тимур действительно не пил, за исключением фужера дорогого шампанского по праздникам. Он не любил терять контроль даже на самую малость, и лёгкое головокружение после бокала вина его уже нервировало. Однако сегодняшняя ситуация его нервировала куда больше головокружения, и алкоголь оказался единственным доступным средством попробовать хоть как-то заглушить злую обиду на Лерку.
Бармен наклонился ближе и, понизив голос, спросил с тёплым дружеским участием:
– Не задался отдых?
Тимур нахмурился ещё больше и сделал неопределённый жест ладонью: так себе, мол.
– Что-то как будто похуже, чем так, – бармен повторил его жест, – иначе бы не сидел один среди ночи в баре отеля, с пустым стаканом и кислым видом.
На это очевидное приглашение поговорить Тимур лишь вздохнул и мрачно уставился в свой стакан. Делиться своими проблемами он не привык. Отец говорил, что о них треплются только непутёвые бездельники, человек же разумный их решает, а не болтает.
Сам отец тоже так делал: решал, порой – радикально, и всегда молча. Поэтому о разводе родителей, о новой женщине отца, о грядущей их свадьбе и о последующем разводе Тимур узнавал в самый последний момент и без каких-либо объяснений. Его просто ставили перед фактом: мол, сын, мы с мамой расходимся, ты будешь жить со мной. А потом: познакомься, это Виолетта, мы женимся, она станет тебе мачехой, а её дочка – твоей младшей сестрой…
В поле зрения Тимура появилось горлышко бутылки, звякнуло о край его стакана, плеснув ещё виски.
– За счёт заведения, – кивнул бармен.
– Не стоило. Мне уже хватит.
– Ну пусть тогда просто постоит. Приятней смотреть в стакан хотя бы на четверть полный, чем в совершенно пустой, верно?
– Как скажешь, – проигнорировал Тимур очередную попытку завязать задушевную беседу. Как бы паршиво ни было, распахивать свою душу, словно надетый на голое тело плащ в тёмной подворотне, он не умел и не хотел. Это казалось ему неприличным. А в нынешних обстоятельствах – ещё и пошлым до омерзения.
Лера, его жена, с этим бы не согласилась. Ей во всём требовались какие-то эмоции, бурное их проживание и обязательно – трансляция вовне. Обсуждение. Одним словом – мелодрама. Тимуру же вменялось, что жить с ним всё равно что с рыбкой: он вечно плавает в каком-то своём аквариуме. Это было несправедливо: Тимур много работал, это правда, но всегда находил время на своих девочек – жену и дочку, – ни в чём им не отказывая. Вот и сейчас, когда Лера захотела к морю, он поставил свою работу в элитной стоматологической клинике на паузу, пристроил дочку под крылышко к любящей бабушке и увёз жену в отпуск.
