Жемчуг.
Как он появляется?
Когда луна смотрит в морские глубины,
свет касается доверчиво распахнутых раковин и внутри створок
превращается в крохотные «луны» – жемчужины. Так гласит
легенда.
Другая повествует, что это окаменевшая
вода, которая скатилась с цветка и упала в ракушку. Капля с
лепестков кубышки, скользнувшая на закате, становится золотистой
жемчужиной, лотос на рассвете дарит розовый самоцвет, кувшинка в
полдень преподносит серебристый камень.
Но как природа создаёт белый? Тот, что
леди надевают к платью на торжество? Тот, что в браслетах и колье
сияет на полках ювелирных магазинов? Тот, что художники запечатлели
на картинах? Скорее всего, люди вырастили сокровище на фермах,
крупный продали на фабрики, мелкий отдали в мастерские.
В полотняном мешочке позвякивали
жемчужины. На солнце камни мерцали подобно лепесткам лилии и,
казалось, прикосновение погасит внутренний свет, останется
уродливым чернильным отпечатком. Мазком, поправшим священную
чистоту перламутра.
Развязав сиреневую тесьму, Саша
вытащила дары природы. Они переливались во мраке пасмурного дня и
воплощали мечту ювелира. Округлые, идеально гладкие, без наплывов –
такие должны сиять в короне монарха! Храниться в коллекции
редчайших сокровищ и выставляться в праздничные дни! И кто бы
догадался, что, на самом деле, это семена. Пять семян уничтоженного
молнией древа, которое Глебовой предстояло вырастить. Со стороны
всё просто: закопай в землю, полей и жди-отдыхай, пока проклюнутся.
Но целое состоит из мелочей, подобно витражу, спаянному из
разноцветного стекла, и о садоводстве в Карвахене дерья не знала
ничего. Удобрения? Почва? Свет? Это не любимые тюльпаны и гиацинты.
Это…
Металлическая пластина, вмонтированная
в дверцу шкафа, засветилась:
– Через полчаса Его величество ждёт вас
с отчётом о работе, – равнодушно произнёс старший садовник и по
совместительству начальник, Зеран Смолдерс, – не забудьте примерить
парадную форму.
Экран погас. Саша убрала семена в сейф
и закрыла кодовый замок. За каждую перламутровую горошинку она
отвечала головой, каорри объяснили ёмко и просто: посмотришь в
глаза и увидишь картины ярче и страшнее, чем в любом эпическом
кинофильме. Первое, что дерья усвоила в Карвахене – глядеть
собеседнику за плечо или в сторону. Зрительный контакт дольше пяти
секунд опасен для таких, как Глебова. Причём, головная боль станет
меньшим из зол.
Полчаса! До приёмной добираться минут
пятнадцать, не меньше. Ещё надо сочинить правдивые ответы на
предсказуемые вопросы и переодеться.
В гардеробе висел голубой комбинезон.
Мешковатая, бледная, словно постиранная десятки раз, форма, тем не
менее, была новой, о чём свидетельствовала фабричная бирка.
Прислуга при дворе Растана I носила одеяния синих тонов. Для
низшего звена, где числилась Саша, шили одеяния из блёклой ткани,
среднее выделялось ровным цветом, для высшего предназначались
густые краски. Выслуга и милость короны – единственный способ
сменить костюм.
Отстегнув ремень с инструментами,
Глебова закрыла дверь и убрала ключи во внутренний карман. Не
доверять никому – второе правило жизни в Карвахене. Не любило
государство чужаков, презирало не таких, как все. Мать дерьи –
беглая каорри, отец – простой… не сейчас. Сдаваться Саша не
собиралась. Ещё поборется.
С антрацитового неба срывались
капли-иголки. По листьям согнувшегося над травой олеандра, словно
по желобкам, стекал дождь; размокшие бутоны казались обрывками
цветной бумаги. Под ветвями кустарника жались друг к другу
неразлучники. Перья слиплись, хвосты утопли в грязи, словно попугаи
окунулись в лужу.
– Бедные, – присела дерья, – опаздываю,
но…
Садовница отнесла птиц в вольер. Дверцы
были закрыты, и она посадила крылатых бедолаг на опутавшую купол
пёструю лиану. Звенья в плетёной решётке крупные, неразлучники
проберутся в дом между листьев.
