Уайтчепел, Лондон.
Сентябрь, 1895.
Старые настенные часы отбили семь. Джеймс отвел взгляд от газеты и налил себе еще полстакана виски, щедро разбавив его водой. За небольшим зарешеченным окном сгущались сумерки, по стеклу били тяжелые капли дождя, а газовый фонарь с противоположной стороны улочки давал лишь узкую полоску света, падающую на старый письменный стол из темного дерева.
Джеймс поежился от холода и встал с потертого, но мягкого кожаного кресла – одной из немногих фамильных ценностей, что удалось вывезти из поместья, прежде чем его забрали кредиторы. Мужчина направился к небольшому угловому камину, раздул угасающие угли, подбросил полено и поворошил пепел острым концом кочерги, убедившись, что стопки ненужной бумаги и газетных вырезок действительно сгорели без остатка. То были старые, давно закрытые дела, когда частная сыскная контора Маккензи еще приносила пользу обществу, а ее хозяину обеспечивала стабильный, хоть и скромный доход. Преступность с тех пор только выросла, зато востребованность, как и компетентность Маккензи, постепенно сошли на нет. И этому было много разных причин.
Слишком много, чтобы он сейчас в них копался.
Он вернулся в кресло, зажег керосиновую лампу и обвел помещение внимательным взглядом. Свет лампы, сосредоточенный на столе, рассеивал тьму, но по краям комнаты, где на полках пылились книжные переплеты, а на облупившихся стенах темные обои разбухали от сырости, полумрак создавал некую загадочность, от которой по шее и спине детектива побежали мурашки.
Маккензи отпил из бокала и откинулся на мягкую спинку, прикрыв глаза. В голове приятно гудело. Он подумал, что будет скучать по этой тесной затхлой каморке на первом этаже старого здания, подходившего разве что под снос. Срок его аренды истекал ровно через две недели, средств на продление не было, а нового дела, кое могло бы спасти его увядшую карьеру, так и не предвиделось. Возможно, стоило тратить меньше бюджета на выпивку и выкраивать больше на объявления в местных газетах, хотя и это не отменяло того факта, что контора Маккензи располагалась слишком далеко от состоятельных людей, а сам он давно приобрел репутацию Робина Гуда среди частных сыщиков. Порой он помогал отчаявшимся почти за бесценок.
– Что ж, Маккензи, старина, двери лондонской полиции по-прежнему открыты для тебя, – пробубнил он, отпил еще виски и взялся за толстую книгу на краю стола. – Патрульных в Уайтчепеле критически не хватает, а у тебя есть необходимый опыт. Не пропадем…
По грязной мостовой снаружи дребезжала тележка. Звук стука колес о побитый булыжник отражался от стен зданий. Он все приближался, и когда Маккензи уже понадеялся, что вскоре этот грохот удалится прочь, экипаж остановился прямо у его окна. Спустя время дверь конторы скрипнула, впустив внутрь немного холодного осеннего воздуха, а на пороге предстала стройная фигура женщины в пальто и шляпке.
– Мистер Маккензи? Добрый вечер, сэр!
Кэб снаружи пришел в движение и вскоре грохот перекрыл возможность Маккензи думать и говорить.
Он указал женщине на стул напротив.
– Вообще-то, мы уже закрыты, мисс…
– Элизабет Стоун, – с достоинством представилась молодая леди и опустилась на стул, не выпуская из рук сумочки.
На вид ей было около двадцати пяти лет. Под строгим черным пальто виднелось пышное платье с кружевами. Широкие поля изящной шляпки оттеняли глаза, но Джеймс видел приятное лицо с выделяющимися скулами, острым подбородком и полными губами, чуть влажными от капель дождя.
– Я постараюсь не занять много времени, мистер Маккензи. Я не могла прибыть раньше из-за работы, но мне говорили, что вы нередко задерживаетесь допоздна, а то и вовсе остаетесь до утра.