– Ну-с, молодой человек, расскажите нам, как всё происходило в тот день, и постарайтесь ни о чём не умолчать, это в ваших же интересах, – сказал мне чопорный господин, одетый в форменный сюртук чиновника министерства образования. Этот длинноволосый господин, черноусый, с редкими вкраплениями седых волос в окладистой бородке, являлся заместителем декана радиотехнического факультета академии. Звали его Виктор Абрамович Формазон.
– Не в моих интересах что-либо утаивать, я чист и перед собою, и перед законом, – ответил я, поежившись под его пристальным взглядом.
– Ну, это мы сейчас проверим.
– Виктор Абрамыч, не надо давить на моего студента, мы не в суде, а в стенах нашей благословенной академии. И разбираем дело не об убийстве или воровстве, а о мерзком поведении, прежде всего, студентов вашего факультета, а не моего. Дегтярёв пострадавший, а не учинитель беспорядков, поэтому…, – счёл нужным вмешаться мой декан.
– Василий Петрович, я вас попрошу не встревать в процедуру опроса вашего студента, я молчал, когда вы опрашивали моих.
– Ой ли?! Виктор Абрамыч?!
– Давайте без этих экивоков, Василий Петрович.
– Господа деканы, прошу вас соблюдать рамки обязательной процедуры опроса обеих сторон, как пострадавшей, так и зачинщиков. Мы здесь собрались не для словесных пикировок, а для пользы дела и недопущения подобного впредь!
Этот призыв принадлежал заместителю ректора, высокому светловолосому господину, что даже не вставал, а лишь хмуро смотрел на всех собравшихся, время от времени подёргивая лицом при выслушивании очередных словесных эспланад.
– Клементий Варламович, – я всё делаю согласно вашим указаниям, – тут же поклонился в его сторону заместитель декана электротехнического факультета, где и училась вся «пострадавшая» троица.
– Я не уполномочивал вас вести дискуссии на столь важном заседании, потрудитесь не отвлекаться, если уж вы взяли на себя роль адвоката своих студентов и заодно академического обвинителя, чего я вам категорически не советую делать.
– Я понял, ваше высокоблагородие, прошу меня извинить.
– Продолжайте, – нахмурил светлые брови заместитель ректора и опустил взгляд на бумаги, что лежали прямо перед ним.
– Итак, господин студент, прошу вас ответить мне, что случилось поздно вечером между вами и тремя другими студентами?
Прежде чем ответить на вопрос, я оглядел всю аудиторию, в которой проводилось заседание, разбиравшее нападение на меня. Я и не предполагал, что всё окажется весьма сложно, и настолько для меня неприятно. Не знаю, как такое могло произойти, но на следующий день после происшествия я узнал, что из помещения вахтёра пропало моё форменное пальто. Случилось это ночью, вахтёр обнаружил его пропажу только рано утром, кинулся искать, но тщетно.
Дальше-больше. Вся троица поначалу стала доказывать, будто они меня не знают, и не ведают, кто я такой вообще, что меня особо не удивило. Но свидетельские показания кладовщика Михея Илларионовича (так, оказалось, его зовут, а я, болван, даже не удосужился узнать его имя-отчество), отвергли их ложь.
Потом пошли множественные опросы, фактически допросы. Меня постоянно выдёргивали с занятий, чтобы я в сотый раз рассказал, что произошло и, может, понял, что всё это привиделось. Полицию руководство академии не уведомляло, да оно и ни к чему, суд чести тоже никто не планировал проводить, так как моя честь обычного гражданина не шла ни в какое сравнение с дворянской.
Казимир даже попытался выдвинуть аргумент, что его дворянская честь пострадала, но не нашёл сочувствия ни у кого, так как всё оказалось при дальнейшем разбирательстве слишком неоднозначно, на том этот вопрос и затух сам по себе. Надеюсь, что мурыжили этими допросами не только меня, но и моих противников, всё же, соотношение один против трёх, несомненно, давало мне фору перед ними, даже учитывая их преимущество в происхождении и деньгах.
