На улицах было пусто. Дома военного городка, белые и желтые, были в россыпи мелких трещин. Плотно зашторенные окна, грязные, показывали отсутствие обитателей в большей части квартир. В одном из окон горела настольная лампа, и дымок от сигареты просачивался в щель между оконными рамами и уносился осенним воздухом на площадь. По площади, прямиком с утреннего поезда, шел молодой мужчина. Он шел к дому, в окне которого тускло горела лампа. Запрокинув голову, посмотрел в окно. Штора в окне шевельнулась, и седая голова прислонилась к стеклу. Старик прищурил глаза, силясь рассмотреть силуэт в утреннем сентябрьском тумане. Он затушил сигарету и протер запотевшее стекло. «Неужели?» – подумал он.
Человек внизу рассмеялся и в два шага преодолел расстояние, отделявшее его от подъезда, взбежал на последний, четвертый этаж, и стиснул в объятиях немолодого уже отца, вышедшего ему навстречу.
– Как там, Тима? – спросил отец сына после нескольких минут молчания, когда они сели, наконец, выпить чаю. Тимур попытался разгрызть черствый пряник и отложил его.
– Бестолку. Никак. Все, как всегда, сам знаешь. Сейчас мы выигрываем на ближнем фронте, нас скоро перекинут на дальний. Пока тишина. Дали время побыть с родными. Скажи лучше, ты как, здоров?
– Здоров. Надоели мне эти войны. Какой смысл во всех этих технологиях, если все знания имеют цель только одну – захват и оборона. Мы не стали жить дольше. Не стали жить лучше. Только и видим, как наши дети уходят вслед за зовом борьбы. Я умру и не увижу твоего счастья.
– Ты сильно утрируешь, пап. Я счастлив бороться за права землян и вселенское благополучие. Кстати, о технологиях. Смотри, у меня новая нога.
Тимур поднял штанину, демонстрируя обтянутый силиконом протез. Нога выглядела совсем как настоящая, но без волосяного покрова.
– Была бы у меня такая нога без наших технологий?
– У тебя была бы своя нога без войны.
– Ладно, забудь, пап. А вот о счастье скажу вот еще что. На Стонксе, землеподобной планете, у нас была вынужденная остановка. Технологии Стонкса подобны двадцатому тысячелетию нашей планеты. Планета технологичная, но до нас ей еще далеко.
– Может быть, наоборот – нам до нее безвозвратно далеко. Военизированное настоящее – это, скорее, закат, а не рассвет нашего времени. Но я не буду с тобой спорить, в чем же там счастье?
– Я нашел там одну девушку. Она задержалась, оформляя въездные документы. Она должна быть с минуты на минуту.
– Девушка? Неужели?
Радости отца, казалось, не было предела. Он вскочил с места, обнимая и целуя своего сына. Тимур весело смеялся, позабыв уже, какой чувствительный был у него отец. Он всецело отдался этому забытому чувству, крепко прижавшись к отцовской шее, уже не такой крепкой, как раньше.
В дверь позвонили. Тимур открыл дверь, пропуская вперед свою гостью. Девушка смущенно стояла на пороге.
– Проходи, дорогая, – сказал ей отец Тимура.
– Милая, это Федор Игнатович, мой отец, – представил отца Тимур.
– Приятно познакомиться, Федор Игнатович. Меня зовут Лина. Девушка прошла в зал, скинув ботинки и оставив плащ в прихожей. Ее тонкие загорелые руки были исписаны золотыми словами, на шее нарисованы яркие неземные цветы.
– Это наш язык, – пояснила девушка, видя изумление старика, – Я знаю ваш язык, потому что изучала его ни один год.
Когда она присели за стол, то добавила:
– Всю жизнь я мечтала оказаться на вашей планете, но я не думала, что полюблю землянина, – сказала она, погладив ладонь Тимура.
Федор Игнатович заметил, с какой нежностью Тимур посмотрел на Лину.
– Папа, я ждал Лину, чтобы сказать тебе. До моего отбытия мы поженимся. Но мне нужно, чтобы ты дал мне свое согласие. Я не смогу взять с собой Лину на дальний рубеж. Мне нужно, чтобы она осталась здесь. Сможешь ли ты позаботиться о ней?
