В комнате было темно из-за плотных
штор. Рядом, разметавшись на простынях, сопел князь Соколинский,
мой любовник и спаситель. Напротив кровати полыхал, обдавая жаром,
огромный камин, который успели растопить отлично вышколенные слуги
Григория Алексеевича.
Я накинула невесомый кружевной
пеньюар янтарного цвета, так подходивший к моим пшеничным локонам,
и подошла к окну, отдёрнув тяжёлые занавеси. Зажмурилась от яркого
света, что заполнил комнату.
За стеклом, разрисованным генералом
морозом, падали крупные хлопья снега, отражая солнечные лучики.
Город накрыла пуховым белоснежным одеялом труженица-зима, не
оставив и пяди голой земли. Дома будто стали ниже, окутанные
бархатным пологом жемчужного цвета. Деревья в нарядных шубках сонно
качали ветвями, в ожидании весны. Лишь красногрудые снегири и
жёлтые синицы яркими звёздочками перепархивали с места на место.
Спал зимний сад: неслышно в нём смеха, пустуют скамейки, замолчали
говорливые фонтаны. Только дворник в толстом тулупе сонно махал
длинной метлой, очищая тропинки, по которым любил гулять мой
князь.
Сладко потянувшись, подошла к
зеркалу, после бессонной ночи следует привести себя в порядок.
Скоро проснётся Григорий. Я обернулась на спящего любовника. Даже в
свои сорок три он был необычайно хорош: длинные светлые волосы,
прямые, точно уложенные утюжком, спадали до лопаток. Синие глаза
цвета весеннего неба. Кожа, ещё хранившая следы южного загара. Его
можно было назвать субтильным, если бы не широкий разворот плеч,
сильные руки, крепкий по-юношески торс. При дворе он считался вот
уже лет двадцать одним из самых красивых мужчин. И не зря.
Впрочем, я ни в чём не уступала ему.
Повернулась к большому зеркалу, занимавшему целую панель на стене,
приспустила с плеч пеньюар. Алебастровая кожа, нежная, как
лебединый пух, светло-русые волосы, цвета спелой пшеницы,
насыщенно-зелёные глаза с едва заметными тёмными прожилками, князь
называл их малахитовыми. Тонкие длинные пальцы с овальными
ноготочками, стройные ноги, изящная фигура. Бёдра были чуть
узковаты, но это легко скрывали пышные юбки и компенсировали
глубокие вырезы на платье, в которых шикарно смотрелась высокая
грудь. Личико напоминало кукольное: большие, наивно распахнутые
глаза, круглые щёчки с лёгким румянцем, чуть вздёрнутый носик и
пухлые губы сердечком. Посмотришь со стороны – сама невинность. Но
это было далеко не так. По крайней мере, сейчас.
Я села возле небольшого туалетного
столика, погрузившись в воспоминания. В это тело меня каким-то
невероятным образом забросила судьба, привидение, боги. Не знаю кто
и какие силы. Вот только на меня нападает в тёмной подворотне
грязный мужлан с ножом и в следующий миг очнулась на руках у князя,
избитая, с переломанными конечностями, глаза не открывались из-за
кровоподтёков. Сначала боль, туманившая сознание, не дала выдать
себя, потом осторожность, присущая мне с детства.
Спасибо нянюшке, которую Григорий
забрал вместе со мной из дома мужа. Болтливая старушка, Евдокия
Ильинична, пока ухаживала за мной, выложила всё обо мне, вернее, о
той, чьё тело я заняла. Графиня Туманская Александра Николаевна,
девятнадцати лет от роду. Её, бедняжку, выдали замуж за старого
графа, выменяв на заливные луга как племенную кобылу. Видимо,
пришлось девушке совсем несладко. Помню, как долго
восстанавливалось это тело после побоев. Без малого месяц я не
вставала с постели, даже по нужде. Спасибо князю, меня лечили
лучшие медики и маги столицы. Да, да. Именно маги. Здесь волшебство
было.
Я хмыкнула, глянув в глубину своих
глаз, отражённых зеркалом. Чародеи. Это была особая каста. Нет, не
так. Сословие. Богатые, родовитые и всемогущие. Как и Григорий, как
и я сама. К моей досаде, волшебством пока овладеть не удалось. Или
при переносе этот дар исчез. Трудно сказать, буду разбираться со
всем постепенно. Пока же просто наслаждалась роскошной жизнью.
Жалела ли я, что попала сюда? Ни единой секунды. И когда валялась,
скукожившись и скрипя зубами от боли, и когда ходила под себя в
услужливо подставленную утку. Невозможно и в полубессознательном
состоянии не заметить шёлковые простыни, отменную еду, даже если
это просто бульон из перепёлок, многочисленных слуг, прибегающих по
первому зову. А теперь. Я смаковала жизнь, как вино из лучших
погребов. Князь любил меня и баловал. Дорогие наряды,
драгоценности, книги, до которых была охоча.
