Когда жизнь катится в пропасть — улыбайся. Даже, если нет
повода. Особенно, если нет повода. Пусть другим кажется, что у тебя
всегда всё хорошо, так проще. Боль нужно запечатывать внутри,
выжигать калёным железом. Главное, не расплескать. А ещё очень
важно не забывать тех, кто возил мордой по асфальту и втаптывал в
грязь. Им тоже нужно улыбаться, чтобы бдительность усыпить, да
только не забыть бы харкнуть в наглую рожу перед тем, как раскроить
череп о бетонную стену.
В моём пустом и стылом доме тишина, и лишь мерный стук часов
напоминает ещё, что жив. Пока ещё могу слышать, вижу что-то, пусть
и одним глазом, и даже иногда что-то чувствую. В большом окне
отражается ночное небо, но сквозь защиту стеклопакета не
пробивается ни единый звук. Мне мало воздуха, я задыхаюсь, но нет
ни сил, ни желания подняться и хотя бы высунуть голову в
форточку.
А может, вылезти в окно, перевеситься и сигануть к чертям
собачьим вниз? Грехи утянут в адскую бездну, в которой мне самое
место. Многих из нас там заждались, а мы всё не дохнем и не дохнем.
Так, быть может, ускорить этот момент?
Боялся ли я когда-нибудь смерти? Не помню. Терять страшно,
умирать самому часто даже не больно. Так чего тянуть? Именно
сегодня, в день рождения оборвать все нити раз и навсегда? За той
чертой меня многие ждут, чтобы в глаза посмотреть, вот и получат
такую возможность.
В детстве я верил, что всегда буду жить правильно, честно.
Принципы, воспитание, образование... всё это было таким привычным,
единственно верным. Но потом жизнь сломала пополам, перекрутила
через мясорубку, расплющила и, пропустив через горнило, выплюнула в
большой мир другим человеком. Годы боли и беспросветной тоски,
когда бился о стену головой, лишь бы снова живым себя
почувствовать, всё это изменило хорошего мальчика Родиона
Мещерского, похоронив его под толщей грехов и неверных решений.
Многое бы отдал, чтобы прожить жизнь иначе, но прошлое
невозможно изменить. Всё содеянное так и останется лежать каменной
плитой на совести, а мне лишь остаётся с этим мириться и стараться
пореже вспоминать, чтобы не был так велик соблазн пустить себе пулю
в лоб в такой день, как сегодня.
Подношу дрожащую руку к лицу и поправляю повязку, закрывающую
пустую глазницу. Я мог сделать операцию, вставить протез и быть
похожим на почти нормального человека, но моё увечье — извечное
напоминание о том, что пришлось пережить однажды. И эту память не
променяю ни на что.
Поднимаюсь на ноги, а затекшее тело покалывает тысячей иголочек.
Боль немного отрезвляет, и я иду на кухню, где в холодильнике,
кажется, ещё оставалась какая-то жратва. Вдруг мобильный — адское
изобретение — оживает, оглашая тишину громыханием басов. Не знаю,
кто это и знать не хочу. Единственное, о чём мечтаю сейчас —
пожрать, а всё остальное пусть проваливается в жерло вулкана. Но
противная железка не замолкает, точно кто-то намеренно собрался
свести с ума своей настырностью. Ну и чёрт с ними, пусть хоть
посинеют с телефоном в руках.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем у абонента на том
конце линии лопается терпение. Усмехаюсь и достаю из холодильника
тарелку с холодной курицей, майонез и какой-то, явно
подозрительный, салат. Сдохнуть в свой день рождения из-за
просроченной жратвы? О, это по-нашему. Зато весело. Гораздо
веселее, чем валяться с пробитой башкой на асфальте. Эпично
даже.
Расставляю тарелки на широком подоконнике, сам забираюсь на него
с ногами и принимаюсь за трапезу. Очень праздничное меню, ничего не
скажешь, но идти в магазин отчаянно лень. У меня хандра и
депрессия, день рождения и кризис среднего возраста. Я имею право
на это хотя бы сегодня. Нужно было, что ли, торт себе какой-нибудь
купить. Или там пирожное. Пучок свечек зажёг бы, воткнул в центр и
смачно задул. И смех, и грех, в самом деле.
