Барабанная дробь сильнейшего ливня выбивает меня из сна наутро
довольно рано.
Серый свет едва-едва прокрадывается через плотные шторы, и в
нашей с бабулей спальне еще темно. Но соседняя кровать уже пустует.
Баба Рева всегда встает до рассвета, часов в четыре-пять, смотря
какой сезон на дворе.
Некоторое время я лежу в уютно теплой постели, нервно шевеля
пальцами ног под одеялом. Щеки полыхают огнем, а сердце так и
трепещет в груди испуганным зайчиком. Смущенно вспоминаю свой
утренний сон, потому что мне только что снился Волчарин.
И в этом сне...
...снова были лесные заросли вокруг, серо-синие сумерки,
хруст веток под ногами... и я задыхалась от бега.
Маньяк догнал меня в считанные секунды.
Спина ощутила давящее прикосновение его ладони, а затем меня
круто развернуло на все девяносто градусов. Перед глазами оказался
мощный ствол высокого дерева. Чешуйки сухой коры слегка царапнули
щеку и висок, а твердое мускулистое тело сзади прижало к дереву
так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Горячий мужской рот жарко прошептал прямо на ухо, обжигая
тяжелым дыханием:
- Девочка... тебе не убежать от меня...
Грохот пульса ощущался где-то в горле, а в голове теснились
противоречивые мысли, полные недоумения, паники и неожиданно
приятного предвкушения. И странное дело! Почему-то я прекрасно
помнила о том, что этот мужчина-преследователь - на самом деле мой
босс... но одновременно с этим дико опасалась, что он все-таки
маньяк.
- Максим Романович, - приглушенно бормотала я в ствол дерева,
задыхаясь от страха, волнения и фиг знает чего еще, - отпустите
меня, пожалуйста... Что вы делаете? Вы меня пугаете...
Внезапно он прикусил зубами нежную мочку моего уха, и я
вздрогнула.
- Так и должно быть. Бойся меня, девочка... бойся сильней...
Потому что того, кто боится, легче контролировать. И теперь ты моя.
Ты - под моим контролем...
Его тихие низкие интонации одурманивали сознание
вкрадчиво-рычащими нотками. Как будто меня держал в своих сильных
когтистых лапах сытый зверь, поймавший добычу просто так, про
запас. Но если перепуганная добыча попытается сбежать, то эти нотки
мгновенно трансформируются в леденящий жилы рëв.
Я изо всех сил напрягла руки, намереваясь оттолкнуть его, но
тело в этом сне было слишком неповоротливым и абсолютно
непослушным. Оно ни в какую не желало избавляться от хватки
маньяка. И эта непреодолимая слабость бесила.
Волчарин рывком развернул меня к себе, и холодные серые глаза
с гипнотически-черными зрачками впились в мое растерянное лицо. Не
знаю, что он там увидел, но его жесткие губы тронула легкая
усмешка.
- Ты помнишь мое главное правило... Марина Зайцева..?
- Я... я не помню... - выдавила я и почувствовала себя
какой-то бесхребетной мямлей.
Это всë мой маньяк виноват! Его глаза. Они как сталь...
слишком пронизывающие!
Волчарин хищно придвинулся ко мне поближе. Его пальцы
повелительно надавили на мой подбородок. Снизу вверх. А затем он с
многозначительной неспешностью проговорил:
- Тогда мне придется тебя...
- Проучить? - зачем-то перебила я его и вся
напряглась.
Он подцепил подол моего плаща и, скользнув под него второй
рукой, требовательно сжал округлости моих ягодиц. Меня как пламенем
окатило от такого откровенного жеста.
- Научить, Марина. Всего лишь научить... - слова Волчарина
произносились уже буквально в мой рот, - ...какие вещи со мной
лучше не делать!
И он впился глубоким проникающим поцелуем...
... от которого сну и пришел конец. Потому что адреналином и
возбуждением меня тряхнуло так, что я на кровати подскочила. А
теперь лежу с колотящимся сердцем и горящими от фантомной ласки
губами, уставившись в серый потолок.
Со стороны кухни тянет аппетитным ароматом оладушек и малинового
варенья, и это помогает немного очухаться. Я встаю, старательно
заправляю постель и лишь затем бросаю взгляд в старое настенное
зеркало напротив.
