Единственное, что Аурин помнила из
своего прошлого, покрытого мутной дымкой забвения, было ее
исковерканное имя. Все остальное являлось для нее прочно и навсегда
утерянным. Правда, изредка в ее голове возникали смутные образы,
неясные, расплывчатые и не дающие ей покоя, поскольку ни одного из
них она не понимала и не могла объяснить. Чаще всего эти образы
являлись ей во снах, заставляя ворочаться, сбрасывать с себя одеяло
и изредка стонать. В такие моменты Иоти больно толкала ее в бок
острым локтем и сварливо требовала прекратить это безобразие и дать
ей немного поспать. Аурин не спорила и даже не сердилась, поскольку
это приносило ей облегчение и сменяло сон на более спокойный, либо
на его отсутствие.
Картины,
видимые ею во снах, были мрачными, угрожающими и тревожными.
Отблески пожара, какое-то страшное сотрясение, белесый дым,
заволакивающий все кругом, чьи-то крики и стойкое впечатление,
будто она плывет по воздуху. Так, как будто кто-то ее несет вперед,
крепко прижимая к себе и уберегая от всевозможных напастей. Именно
это ощущение, будто все будет хорошо, какие бы испытания не
грозили, особенно расстраивало Аурин. Это было старое, забытое
ощущение безопасности, какое после девушка никогда больше не
испытывала. Давным-давно все изменилось и не в лучшую сторону. Хотя
стоило сомневаться, что это было хоть когда-нибудь. Наверняка это
только сон, сон, пробуждающий в ней желание стать маленькой
девочкой, иметь родителей, которые заботились бы о ней и не
воспитывали лишь посредством колотушек, гневных воплей и хныкающих
жалоб.
О своем
прошлом Аурин знала лишь то, что рассказывала ей Иоти. О том, как
она подобрала маленькую шестилетнюю девочку, которая все время
плакала и ничего не соображала от страха, о том, что эта девочка
ничего не помнила вообще и не смогла вразумительно ответить ни на
один вопрос. В то время Иоти еще не была столь ворчлива и сварлива,
как теперь и в ее сердце шевельнулась жалость к бедному ребенку.
Правда, сама Аурин подозревала, что у ее приемной мамаши в душе
шевельнулась мыслишка, что неплохо было бы использовать эту
девчонку по своему усмотрению и для всевозможных домашних дел и
поручений. Притом, Аурин должна была быть благодарной Иоти за ее
несравненную доброту до конца жизни.
Хуже всего
было то, что после стольких лет, прожитых в рыбацкой деревеньке на
берегу моря, Аурин так и не стала в ней своим человеком. Она до сих
пор была чужой и не последнюю роль в этом сыграла ее внешность.
Дело было не в красоте, хотя Аурин могла считаться красивой даже на
самый привередливый вкус. Просто внешность ее отличалась очень
разительно.
Попытки
Аурин стать как все привели к тому, что она не снимая носила на
голове платок, плотно закрывающий волосы и не давая выбиться ни
единому волоску. Поскольку волосы ее были не черными как смоль, не
темно-каштановыми, как у признанных красавиц и даже не
иссиня-черными, как у многих простолюдинов. Ее волосы имели
золотистый цвет и переливаясь на солнце, так слепили глаза, что
люди отводили взгляды. Конечно, когда прекращали тыкать в нее
пальцами и кричать: "Солнцеволосая!" Аурин не могла объяснить,
почему ее волосы такого вызывающего цвета. Она была такой с
рождения и предъявлять ей какие-либо претензии по этому поводу было
бы слишком глупо. Но люди в рыбацкой деревеньке и ее окрестностях и
не отличались особенным умом.
Но природе
как будто было недостаточно этого. Она наградила Аурин бледной
кожей, высоким ростом и зелеными глазами, яркими, как молодая
листва. Глаза были еще одним поводом для сплетен и всевозможных
выдумок деревенских жителей. Ибо у людей бывают черные, карие или
темно-синие глаза, но никак не зеленые. За зеленые глаза Аурин
прозвали "краути", что означает, как всем известно, ведьма.
Выглядело это необычайно смешно, поскольку Аурин была в деревне на
самом неприглядном и унизительном положении. Она была приживалкой у
беспомощной слепой Иоти, водила ту за ручку, выполняла тяжелую
работу по дому и сносила бесконечные придирки, шлепки, побои и
колотушки. Хороша ведьма! Обзавидоваться можно!
