Себастьян
Задорные солнечные блики бегали по комнате, привнося в Мертвый дворец утерянную жизнь. Стены цвета топленого молока больше не отражали ее звонкий смех, а по белому мраморному полу не стучали каблучки.
Себастьян Кэннур сидел на кровати и видел лишь бледные тени. Он не замечал лакированного светлого шкафа с цветочной росписью, не обращал внимания на резные ножки туалетного столика и разбросанные по нему флаконы с резко пахнущими травами, его не трогала неоконченная картина, стоящая в углу комнаты; все, что мог видеть Себастьян – тени, залегшие под прозрачно-голубыми глазами любимой.
Хрупкое тело девушки не занимало и пятой части кровати. Белоснежные столбы держали над ней небесный балдахин, скрывая от нее зеркальный потолок, но это к лучшему – Эндоре не стоило видеть, во что она превратилась.
– Нам следует выбрать ей имя.
Девушка погладила круглый живот, прикрытый нежно-зеленой простыней. Тонкие лямки кружевной сорочки упали с ее худеньких плеч, и взору открылись выступающие ключицы, своей остротой протыкающие сердце Себастьяна.
– Я отправляюсь на коронацию. Приеду через четыре дня. Если почувствуешь себя хуже, сразу зови Вэра. Он со мной свяжется.
Кэннур провел кончиками пальцев по впалой щеке Эндоры и заправил за ухо прядку пепельных волос, затем склонился к посеревшему лицу девушки и, обдав ее губы холодным дыханием, захватил их порхающим поцелуем.
Эндора хотела оттолкнуть его – Себастьян не позволил. Она хотела накричать – он ловил ее возмущение нежными губами. Жена хотела ударить мужа – заставить его заметить растущего в ней ребенка, но Эндора не могла противостоять его ласковому напору и сдалась. Девушка запустила обтянутые прозрачной кожей пальцы в огненно-рыжие короткие волосы и углубила ледяной поцелуй.
Контраст теплого и холодного дыхания обострял ощущения и дарил им шанс чувствовать друг друга ярче, четче. Они тонули в мягком поцелуе. Их руки поплыли по телам, любовно оглаживая каждый изгиб. Два сердца забились в одном частом ритме, гоняя по венам нагревающуюся кровь.
Тонкая ладонь Себастьяна огладила вершину налитой груди и спустилась к талии, стремясь к бедру, но, как только его пальцы коснулись живота, тело некроманта пронзил злой мороз, заставивший отдернуть от жены руку.
– Не уходи, – взмолилась Эндора, хватаясь за отстраняющегося Себастьяна и утягивая его новым поцелуем. – Пожалуйста, останься с нами.
– Прости меня, моя хрустальная Эндора, – прошептал он ей в губы, задыхаясь от едкой вины и жарких чувств, от которых его черное сердце выпрыгивло из груди. – Но я не признаю того, кто хочет забрать тебя у меня. Откажись от этого безумства. Не убивай нас.
Ручки девушки расслабились и упали вдоль ее тела, выпуская некроманта, но прозрачно-голубые глаза цепко его держали. В них не было строгости, злости – лишь измученная усталость и решимость. Она не передумает. Она лишит его себя, но родит нужного ей ребенка.
Себастьян спустился с кровати, вставая перед женой на колени. Он не собирается сдаваться и мириться с ее смертельным желанием. Схватив ладони жены своим, он поднес ее хрупкие пальчики к губам и взмолился в них:
– Сжалься надо мной, над собой. Разреши спасти тебя. Откажись от растущего в тебе убийцы. Откажись. – Кэннур потерся щекой о ее едва теплые кисти, хватая еще теплящуюся в девушке жизнь. – Откажись.
– Себастьян, – всхлипнула Эндора и уложила ладони мужа на живот. Он хотел их отнять, но, видя слезы в глазах любимой, покорился ее воле. – Это ребенок. Он не виноват в том, что его мать слабая и глупая.
Под пальцами Кэннура плод заелозил. Это было противоречивое чувство, но больше неприятное, чем теплое: отец чувствовал свое дитя, ощущал его желание познакомиться с ним и улавливал вибрации силы, исходящие от плода, – эта сила убивала его Эндору.