Пролог
Письмо из Глубины Времен
Хельга Сушко, бухгалтер из Кракова, получила ДНК-отчет. Результат: «Ваша митохондриальная ДНК U5a2d. Возраст линии: ~10,000 лет. Ближайший древний аналог: Хасеби Клев, мезолит, Швеция. Центр аутосом: Жешув (исторически Ряшев), с сильными связями к Кракову, Вильно и Витебску». Рядом валялась пожелтевшая грамота с гербом Бялыня – белая подкова и стрела вверх, внутри подковы золотой кавалерский крест на лазури. пожалованный королем, зарегистрированная предками в Кракове, Вильно и Витебске. Фигуру на этом гербе объясняют тем, что в войну Владислава Локетка с магистром Прусского ордена при осаде местечка Бялыня в 1332 г. кто-то из приближенных к королю лиц придумал сделать и бросить в неприятельский лагерь стрелу с горючими веществами. Победа, через то одержанная, дала отличившемуся право на знамя, имя которого напоминает о месте отличия. «Значит, во мне сидит древняя шведская охотница, а родня моя разъезжала по всему ВКЛ, как курьерская служба?» – фыркнула Хельга, доедая мороженое. В этот момент экран ноутбука вспыхнул, а грамота… заурчала.
Часть 1
Голос из Пещеры (10,000 лет до н.э., Хасеби Клев)
Внутри Хельги (вернее, где-то в ее митохондриях) ожила Ульвхильд. Суровая дама в шкурах, пахнущая дымом и вяленой треской. Ульвхильд тыкала копьем в виртуальный образ Хельги: «Ты! Мягкая! Твои предки – моя дочь Аста, ее дочь Бирта… цепочка из 400 матерей! Почему ты не охотишься? Почему твое копье – это… палка с кнопками?! И что это за зверь в твоей руке? Белый и холодный?» Хельга взглянула на мороженое: «Эээ… это „Пломбир“. Добывается в спецпещерах-„холодильниках“. Ритуальная еда». Ульвхильд одобрительно хмыкнула: «Понятно. Священная добыча. Но ты все равно слишком бледная. Надо бегать за оленями! Или хотя бы за… „автобусами“? Странное слово в твоей голове». Часть 2: Герб, Волки и Витебский Переполох (1373 год, Глухие леса под Витебском)
Аутосомы Хельги взбунтовались, перенеся ее сознание к предку – Збигневу Сушко герба Бялыня. Он мчался на взмыленном коне через дремучий лес, прижимая к груди драгоценный пергамент с печатью Виленского воеводы, подтверждающий его права на герб и клочок земли под Витебском. За ним гналась стая голодных волков (или литовских разбойников? Збигнев путался). «Черт бы побрал эти восточные земли! – ругался он. – В Кракове бы пиво пил, а тут… волки, болота, и этот вечно пьяный витебский воевода, который требует „документик“, а сам читать не умеет!» Внезапно он услышал в голове голос Хельги: «Дедуля! Герб – в левую руку! Там середина подкова из серебра! Маши им как зеркалом – ослепишь волков!» Збигнев, удивившись, но послушавшись, судорожно размахивал грамотой. Солнце блеснуло на металлическом элементе герба. Волки, ослепленные, свернули в чащу. «Чудо! – заорал Збигнев. – Герб Бялыня не только честь, но и волкогон! Запишу в фамильную хронику!» Хельга мысленно вздохнула: «Вот откуда у меня „восточные“ аутосомы… и любовь к драматическим жестам».
Часть 3
Виленский Бал и Митохондриальный Флешмоб (1610 год, Вильно)
Следующая остановка – пра-пра- (еще 20 раз пра) -бабка Ядвига Сушко-Бялыня. Она блистала на балу у Радзивиллов в Вильно. Ее платье стоило целой деревни, а в митохондриях… все так же бушевала Ульвхильд. «Ядвига! – вопил внутренний голос охотницы. – Зачем ты нацепила на себя шкуры двадцати убитых зверей? И так ярко раскрасилась? Это же демаскировка! И почему все скачут под эти звуки? Это ритуальный танец перед охотой на мамонта?» Ядвига, кружась в вальсе, мысленно парировала: «Моя дорогая древняя тетушка! Это не шкуры – это парча! Не раскраска – это румяна! И охота тут совсем иная – на выгодного жениха! А мамонты, простите, вышли из моды». Ульвхильд заскрипела (митохондриально): «Жених? Ага! Вижу – тот тощий в углу. Кости слабые. Убежит от первого же медведя. Выбирай того, что возле камина! Широк в плечах! Пахнет дымом и… пирогами? Странно, но надежно!» Ядвига невольно улыбнулась усатому шляхтичу у камина. Ульвхильд одобрила: «Вот! Теперь твой ритуальный танец имеет смысл!» Хельга, наблюдая, ржала: «Моя мито-ДНК – лучшая сваха!»
