Куст

1.

Куст рос на этом месте и год назад, и в 1917 году. Наверное, нет в истории человечества эпохи, которая могла бы посоперничать вечностью с кустом. Меняется мир, меняются люди. Даже время меняется: то оно как карусель, а то словно медлительная гусеница. Вот и деревенька, что в начале века теснилась в километре от куста: всего за несколько лет после гражданской войны она успела разрастись, окрепнуть, даже возмужать. Обозначились линии новых построек, смыкающиеся в улицы, организовались колхозы, открылась школа. А невысокое растение продолжало занимать облюбованное им местечко к югу от деревни, и никакие перемены не касались его тщедушных листиков и слабосильных стебельков.

Зимой, когда пожелтевшие нивы заполнялись снежными хлопьями, куст продолжал топорщиться из сугробов невзрачными, голыми ветками, моля о потерянном тепле зачахшее, мутное солнце. Но при ближайшем рассмотрении вдруг возникали ненормальные ассоциации: без труда верилось, что это просто поза, куст принимает облик, неотличимый от пейзажа. Казалось, что смена времен года не в силах повлиять на куст или оставить на нем следов. Будто живой организм, но бездушный.

В середине двадцатых деревня уже вплотную подбиралась к месту, обозначенному самобытностью куста. Считалось, что коренных башкир проживало в деревне около 20%, однако их могло быть и меньше, и больше, ведь по скорой нужде и вполуха велась перепись населения в 17-м. В 1927 году человек по имени Бурангулов Минигали Хабибулович затеял постройку дома метрах в ста от куста. Ориентируясь, впрочем, не на само растение, до которого Минигали Хабибуловичу и дела не было, а на нэпманские щедроты, дающие право любому сельчанину на личное недвижимое имущество. Срыть путающийся под ногами холмик для человека сельской выучки не представляло трудностей. Пока везде гремели пролетарские лозунги, а люди никак не могли нарадоваться вырванной клещами революции свободе, Минигали лил пот в три ручья, трудясь над возведением дома. Уже через год большое семейство Бурангулова въехало в добротное жилище.

Новоселье справляли всей деревней. Люди искренне поздравляли соседа с новым домом, хотя при этом не упустили возможности посудачить о хмуром виде и странной немногословности хозяина. Казалось бы, счастливый и жизнерадостный, Минигали отчего-то не проявлял должного радушия, и это выглядело не совсем обычно, ведь ничего подобного раньше за ним не замечалось. Впрочем, умонастроение Минигали Хабибуловича все-таки могло объясниться, ведь короткий месяц отделял семью Бурангулова от того момента, когда деревня наводнится шпиками-обличителями, выискивающими заевшихся кулаков. В других деревнях уже выискивали вовсю, слухи распространялись быстро, нет ничего удивительного, что Минигали предвосхищал будущие беды.

Отгуляли; а спустя две недели хозяин дома вышел во двор, взял в руки лопату, неспешно зашел жене со спины и со всего размаха обрушил лезвие на затылок женщине. Товарищ Бурангулова рухнула бездыханной, не издав ни звука. После этого, по совсем непонятным причинам, Минигали бросил лопату на траву, схватил топор и вернулся в дом. Он вырезал всех: собственных детей, родителей, тещу с тестем. Затем Минигали Хабибулович неспешно прошел в сарай, где без долгих предисловий и повесился.

Все. Конец истории.

2.

Куст занимал свое прежнее место. Дом Бурангулова нарекли проклятым и старались не приближаться к нему без надобности. Не удалось обнаружить никаких явных причин, которые смогли бы прояснить, почему же Минигали Бурангулов вдруг в один прекрасный день стал убийцей и порубил всю свою семью,– и стоило ли прежде этого строить дом? Время шло, захолустье того уголка деревни стало людям привычным, и, само собой разумеется, что дальше к югу деревня уже не росла. Куст продолжал меняться, а точнее – он не менялся вовсе! Мир обновлялся вокруг него. Он лишь сбрасывал осенью листья, запасался терпением, дабы пережить нашествие демонов-вьюг, суровых, трескучих ухарей-морозов, а по весне вновь облачался в цветущий веселый наряд. Он делал так уже миллионы лет, цикл за циклом…