Наташа сидела у постели Лиутберта и
три пары глаз с нескрываемым беспокойством следили за каждым её
движением.
Агна расположилась с обратной
стороны ложа и казалась спокойной. Покрытое розовыми пятнами лицо
выдавало волнение.
На няньку хватило бросить мимолётный
взгляд, чтобы понять, что та, как цепной пёс, неотрывно следит за
руками девушки и готова впиться в её шею при любом подозрительном
движении.
Чем была вызвана неприязнь служанки,
Наташа не понимала, но зацикливаться на этом не стала. Есть дела
важнее.
Его сиятельство устроился у окна и
смотрел на русинку. Одному ему было ведомо, каких усилий стоило
сдерживать себя, глядя на то, как она склоняется к мальчику. Как
отблески свечного пламени играют на её лице, путаются в волосах.
Как сверкает короткими вспышками цепочка на шее. Как тепло и нежно
она улыбается чужому ребёнку. Как Лиутберт во все глаза смотрит на
неё, кашляет, цепляется за её руки, словно ищет в них защиту и
ласку. И она даёт ему то, что он хочет: гладит по мягким волосам,
жмёт пальчики, подбадривает и успокаивает.
— Сейчас тебе станет легче, малыш, —
повернула Наташа голову в сторону няньки: — Пожалуйста, подайте
воды. Ему нужно дать порошок.
Та метнула взор на свою хозяйку и
процедила сквозь зубы:
— Нет воды. Есть морс.
— Порошок желательно запить водой, —
остановила взгляд девушка на баронессе.
— Поди на кухню. Быстро, — кивнула
та прислуге.
Скрытый краем опущенного балдахина,
оставаясь в тени, Бригахбург продолжал наблюдать за иноземкой.
Платье. Всему виной платье. Оно
подчёркивает то, чему следует быть скрытым. Хочется сорвать его и
насладиться нагим гибким женским телом. С разведёнными ногами,
раскинув руки, она бы лежала перед ним, а он бы гладил и целовал
её, не пропуская ни одного дюйма, ни одной впадинки и складочки на
теле. Он бы ласкал нежную девичью грудь, покусывал упругие соски. А
она бы стонала от вожделения, изнывая от страсти.
Мужчина почувствовал нарастающую
силу собственного желания.
Жарко. Душно.
Он откинулся на спинку скамьи,
упёрся затылком в стену и закрыл глаза, поддаваясь напавшей на него
причудливой блажи.
Он бы распустил девичьи косы, гладил
шелковистые медные волосы, вдыхал их чудный аромат. Он бы целовал
её сладкие манящие губы. А она бы трепетала от его прикосновений,
стонала от удовольствия, тёрлась бы лоном, сочащимся соками, о его
пышущую огнём напряжённую плоть. Он бы овладел ею сначала
стремительно, войдя в неё до самого дна. Затем медленно, смакуя
каждое движение, погружался бы и выходил, пока она не забилась бы в
его руках, и стоны их обоюдного удовольствия не слились бы
воедино.
Герард громко застонал и вздрогнул.
Очнувшись, заморгал, заёрзал на скамье.
Привлечённая стоном, Наташа
повернула в его сторону голову. Наклонила её и заглянула под
приспущенный полог. Встретившись с графом взглядами, опустила глаза
на его грудь, ниже. Задержав взор на паху с видимыми признаками
сильного возбуждения, вопросительно вздёрнула брови и поспешно
отвернулась.
Его сиятельство тяжело судорожно
выдохнул, машинально накрывая ладонями мужское начало. Злился на
себя: девчонка занимает все его мысли, и он не в силах с собой
совладать.
С каждым днём сдерживать себя всё
сложнее. Он бы справился, если бы не одно но… Он чует её ответную
страсть. Она отвечает ему тихим стоном, её тело отзывается на его
прикосновения, ласку. Его не обманешь — она желает соития с ним. Он
может отличить бесстыдную греховную похоть от подлинного пылкого
трепета женского желания.
Что же сдерживает её от предания
обоюдному удовольствию? Его не нужно охаживать и очаровывать,
прибегая к всяческим женским уловкам. Он предложил ей своё
покровительство. Она отказалась и продолжает упрямиться. Почему?
Может быть, она дева? Метнул в неё взор, обласкал стать. Не может
быть. Ей столько лет и у неё был муж, от которого она сбежала. Что
тогда? Чего ей не хватает?