Вода была повсюду.
Темная, мутная, она заливалась в горло, но сил задерживать
дыхание уже не осталось. Легкие жгло огнем.
Всплыть бы. Только в какую сторону?
Резкая боль — кто-то ухватил меня за волосы и дернул.
Жестко.
Зато в распахнутый рот наконец-то хлынул колкий морозный
воздух.
Я закашлялась, отплевываясь от грязи.
— Вот же сучка, вздумала утопиться в такой день! — донесся
издалека возмущенный женский голос. — Йен, дышит эта тварь?
— Куда она денется! — прохрипел тот, кто все еще держал меня за
скальп.
Больно, аж слезы из глаз, но зато жива!
Только вот…
Где я вообще?
Последнее, что помню — диван, кошку Рябу и острую боль в
груди.
Вопрос на миллион: как я оказалась в бурной горной реке?
Да еще язык… чуждый, отрывистый и в то же время певучий.
Ощущается родным, но точно не русский. Бред ведь! Так не
бывает…
Новый рывок за волосы привел меня в чувство окончательно. Я
затрепыхалась, пытаясь избавиться от захвата, за что тут же
получила по лицу.
Ударил «спаситель» не глядя, куда получилось.
Попал по губе, что моментально треснула и закровила.
Металлический вкус заполнил рот, смешиваясь с ледяной водой и
землей.
Слишком уж реально для галлюцинации в коме. Похоже, все
происходит на самом деле. А значит, надо выбраться на землю,
оглядеться и быстренько решить, что делать.
И не сопротивляться. Сил у меня отчего-то немного. Вряд ли
справлюсь с держащим меня мужчиной.
Непривычное ощущение, если честно. Будто бы тело… не мое.
Слабое, вялое, тощее. Ноги коснулись дна и сразу же подогнулись.
Если бы не жесткая ладонь, стиснувшая руку повыше локтя и буквально
выволокшая на берег, меня бы снова унесло течением.
Пожалуй, не буду мстить за удар. Все-таки жизнь спас, молодец
мужик.
Меня уронили кулем на камни и предоставили самой дальше
приходить в себя. Спаситель отступил в сторону, и я наконец
получила возможность оглядеться.
Лучше бы не оглядывалась!
Крутой скалистый берег возвышался над узкой бурной речкой. Край
порос колючим кустарником, на его голых ветках пробивались первые
листочки и мелкие белые цветы.
Мужчина, названный Йеном, был немолод. Но и не стар. Определить
точный возраст я затруднялась, но явно больше сорока. То ли китаец,
то ли кореец, с узкими раскосыми глазами и строгим взглядом из-под
ровных, как по линейке нарисованных бровей. Длинные волосы собраны
в тугой пучок, из которого торчат металлические палочки.
Одежда меня добила.
Поношенная, сероватая, мокрая по пояс и оттого еще более
невзрачная, с неровными стежками на швах и многочисленными
заплатками другого оттенка. Средневековая беднота во плоти.
На фоне Йена подошедшая к нему женщина смотрелась настоящей
куколкой. Тоненькая, изящная, замотанная с ног до головы в
струящуюся шелковую ткань с узором, а сложная прическа украшена
живыми цветами.
Только присмотревшись, я поняла, что роскошен лишь верхний слой
одеяния. Под ним — та же застиранная убогость.
Убедившись, что я не собираюсь снова прыгать в реку, мужчина
подобрал с земли халат и нацепил его, преобразившись. Заплаты
скрылись под атласом с изысканной абстрактной вышивкой. Похоже, оба
облачились в лучшее, что у них было.
Пока я оглядывалась и приходила в себя, на берегу появилось
новое действующее лицо.
Мальчишка лет двенадцати с нечленораздельным воплем налетел на
меня и повалил на спину.
— Ронни, ты меня жутко напугала! Совсем дурная — в воду прыгать?
Она же холодная и мокрая, брр! — затараторил он, не торопясь
слезать.
Я обняла его прежде, чем осознала движение, и осторожно сняла с
себя.
— Заболеешь, Гунни. Я вся мокрая, — заботливо прохрипела и
поняла сразу три вещи.
Во-первых, это мой обожаемый младший брат.
Во-вторых, память тела никуда не делась, сидит где-то в
подсознании и вылезает, когда я отвлекаюсь, срабатывая на
автопилоте.