© Макс Фрай, текст, 2025
© Екатерина Ферез, иллюстрация, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2025
* * *
• Что мы знаем об этой книге?
Что это – последняя, третья часть. И если вы до сих пор не читали две предыдущие, лучше бы всё-таки их сперва прочитать. Впрочем, сами разберётесь, не маленькие. Ну, или не разберётесь. В любом случае довольно нелепо пытаться из прошлого (марта двадцать четвёртого года) на ваше поведение повлиять.
• Что мы знаем об этой книге?
Что её, предположим, автор (тот, который писатель из ТХ-19) сидит сейчас дома, время почти пять утра, но не по какой-то особой причине так засиделся, просто автор – так называемая «сова». Он, она (понятия не имею, кто я, когда пишу; подозреваю, ни то ни другое, а какая-то левая контрабандная штука, которой в человеческом теле вообще не положено быть) – короче, автор всегда работает ночью и издевательски спит по утрам.
Так вот, автор книги сидит в своём кабинете, залитом зелёным светом (у меня всюду в доме светодиодные ленты и просто зелёные лампы, я этот свет натурально ем). И думает, что не обязан вот прямо сейчас писать продолжение истории про Ловцов. Никто его (автора) в шею не гонит, можно хоть до лета гулять. Или до осени. Или до Нового года. Да можно вообще не дописывать книгу. Пусть так и останется незаконченной. Предположим, это такая творческая концепция: события третьего тома каждый читатель должен нарисовать в воображении сам.
• Что мы знаем об этой книге?
Что оставить её незаконченной мне заказчик не даст. Вот так начинаешь писать ради собственного удовольствия, и вдруг выясняется, что это на самом деле заказ. Голос заказчика звучит из моего сердца, из всех четырёх его областей. Ходят слухи, что этот голос существует (сияет) извечно в моём собственном разуме, но такую гипотезу поди при жизни проверь.
• Что мы знаем об этой книге?
Что у меня уже давно нет иллюзии, будто она хотя бы отчасти подчиняется моей воле. И вот прямо сейчас я понятия не имею, к чему приведёт нас её финал. Предполагаю примерно три варианта (из них мне нравится только один), но заранее ясно, что в итоге будет какой-то немыслимый (пока) для меня четвёртый. Или вообще девятьсот шестьдесят второй.
Альгис Косински просыпается от девичьих воплей: «Love must die! Love must revive!» – открывает глаза и с ужасом понимает… нет, пока просто так понимает, без ужаса, ужас охватит его потом; в общем, Альгис Косински, ведущий вечерних эфиров Заречного радио, открыв глаза, понимает, что он проснулся не дома в постели, а на работе, в радиостудии, в прямом эфире, это полный провал. Кто-то (вероятно, он сам) поставил Dakh Daughters[1], собственно правильно сделал, девчонки огонь, но песня почти закончилась, музыка затихает, с этим срочно надо что-нибудь делать, в смысле, хоть что-то сказать. И вот тогда-то его наконец охватывает обещанный ужас, реально волосы дыбом, тонкая струйка холодного пота медленно ползёт по спине, но это полезный, рабочий ужас, от которого не замираешь, а действуешь единственно правильным в такой ситуации образом: открываешь рот и начинаешь (неважно, что именно) говорить.
– Девочка-девочка, – говорит Альгис Косински почему-то по-русски; на самом деле, он просто не помнит, на каком сейчас надо говорить языке.
– Но не по-русски же, – панически думает Альгис. – Я не могу быть ведущим русской радиостанции, меня бы не взяли, у меня кошмарный акцент.
На самом деле, акцент у него не кошмарный, а почти незаметный, причём красивый, приятный для слуха, и с этим красивым акцентом Альгис Косински говорит в микрофон своим неповторимым бархатным баритоном, в который полгорода по уши влюблено:
– Девочка-девочка, Чёрная Рука уже на твоей улице, но в твой дом она сегодня, к сожалению, не зайдёт, потому что в соседнем баре всю зиму по вторникам наливают фирменный Чёрный грог, первая кружка бесплатно, ребята знают толк в искушениях, девочка-девочка, не грусти. По специальной заявке Чёрной Руки у нас весёлая песенка – для тебя и всех остальных, у кого этим вечером обломалось свидание, ничего, какие наши годы, наверстаем ещё.
