Мы чересчур много знаем, чтобы верить. И подчас недостаточно верим, чтобы знать.
Михаил Панич.
Основано: на реально произошедших событиях.
Солнце перевалило за полдень. Жарко. Вера, одетая в сатиновые шаровары и старую рубашку брата, ушедшего на войну, сидела на загруженном зерном рыдване, который тащили два впряжённых в ярмо быка. Вере исполнилось семнадцать лет, пошёл восемнадцатый. Все трудоспособные мужчины ушли на войну. Старикам и подросткам пришлось заменить братьев и отцов на всех видах работ. Широки казахстанские степи. От комбайна до стана десять километров и всё поле просматривается, как на ладони.
Вот ещё пара быков в поле подошла к комбайну и встала под загрузку, даже с полпути видно, как сыпется зерно в рыдван. А на стане видно, как выгружают уже подошедших под выгрузку быков. Рыдван – это такая большая телега, с поднятыми бортами, куда входит до трёх тонн зерна. Лошадей тоже призвали на войну, и поэтому приходится зерно от комбайнов, вывозить в основном на быках. Есть в хозяйстве три автомобиля, но они заняты, машины вывозят отсортированное зерно на элеватор. Отдыхают все мало, пока погода терпит, надо успеть убрать хлеба. Быки идут ровно, как заведённые, их нельзя подгонять, это не лошади, если они понесутся, то считай пропало, их не остановить, они не подчиняются никаким приказам. А так, они трудятся спокойно, от комбайна – до стана, от стана – до комбайна. Топ – топ, топ – топ, не торопясь переставляют свои крепкие ноги два грузных быка, направляясь к стану. Веру от жары, от монотонного движения быков, укачало, голова моталась, моталась и она, свалившись на зерно, уснула.
Проснулась оттого, что движение прекратилось, ещё не открыв глаза, подумала, что она добралась до стана. Удивляясь тому, что не слышно привычного шума, села и только после этого разлепила ресницы. От увиденного, готова была завизжать, но звук застрял в горле. Она, не вставая с зерна, крутанулась на месте. Быки стояли на небольшой поляне и, опустив головы, спокойно насыщались сочной зелёной травой. Поляна плотно окружена высокими густо росшими соснами. Сзади тянется след, оставленный колёсами от рыдвана, уходящий в просеку между соснами. Между сосен на просеке клубился изумрудно – зелёный туман. На поляне шагах в тридцати от быков, спокойно поедающих траву, горел небольшой костерок. Возле костра стояли три человека.
В таких одеждах Вера никогда никого не видела, да что она могла видеть, деревенская девчонка.
Но даже в фильмах, которые несколько раз в месяц привозили в клуб, у героев не было таких одежд. Двое мужчин и одна женщина, не отходя от костра, внимательно рассматривали испуганную Веру. В руках они держали головные уборы, похожие на шлемы танкистов. «Женщина», – определила Вера, из – за того, что у той по плечам рассыпались пышные светлые волосы. Она была также одета, как мужчины, в брюках, в плотно закрытом костюме. Женщина отделилась, от своей группы, подошла к быкам, без слов взяла тех за кольца и стала разворачивать в сторону просеки. Испуганная Вера продолжала, молча сидеть. Женщина, опустив голову, изо всех сил, тянула быков к просеке, откуда тянулся оставленный ими след. Раздался резкий свист. Один из мужчин бегом догнал её, схватил за плечи и показал рукой на просеку. Он, громко что – то говорил ей. Вера, приподнявшись, тоже посмотрела туда на просеку, куда мужчина показывал. Там на просеке между соснами, клубился уже не изумрудно – зелёный, а густой чёрный ни то дым, ни то туман. Они громко заговорили. Для Веры, не понимающей незнакомого языка, их речь звучала как простой набор звуков.
