Сырость, мрачность, да что там, настоящая тоска бродит по этим
коридорам. Свет луны проникает в единственную щель, которая
находится где-то под потолком, на какой-то неприличной высоте. По
стенам тянутся паутины, забитые пылью настолько, что кажется,
старая, обветшалая ткань скрывает эти места от самой смерти. Но
смерть приходит в эти подвалы с завидной регулярностью, даже на
поле боя она пополняет свои ряды реже, чем в
Кенинской тюрьме.
Хотя это место нельзя назвать тюрьмой в полной мере.
Если идти вниз на три пролета, потом свернуть вправо и
преодолеть семьдесят метров, подняться на пролет, свернуть вправо,
пройти тридцать два метра, свернуть в круглый коридор, подняться на
два пролета, пройти три метра, спуститься на пролет, свернуть
влево, пройти пятнадцать метров и подняться на тринадцать пролетов,
то можно оказаться в самом прекрасном месте царства – в саду
«Благолепие».
Но вернемся назад. В тюрьме, все-таки в этих подвалах ожидали
своей смерти все преступники короны, сидели не за простые кражи и
разбой, здесь сидели за измену царю, за преступления против царской
семьи и только те, чья вина была доказана на сто процентов. В этом
месте нельзя было оказаться случайно. Перед тем как сюда попасть,
обвинители проходили несколько кругов ада, во время которых
перерывали столько данных, что легче было подозреваемого просто
убить в первую же неделю. Но царь не мог позволить себе подобного
отношения. Подданные не поняли бы, осудили, а значит начались бы
волнения. Свергнуть царя, конечно, невозможно, но за семьсот лет
правления царь проводил в последний путь слишком много своих
верно-поданных, и подвести их просто не мог.
Всего десять камер находились в самом укрытом месте, в месте, из
которого невозможно сбежать, потому что попасть сюда против
собственной воли человек не может. Сама земля наказывает тех, кто
оказался в этом перевалочном пункте.
Девять камер были свободны, только двое сейчас находились здесь,
только один мог свободно выйти и постараться больше никогда сюда не
вернуться. Но у этих двоих осталось слишком мало времени на то,
чтобы обсудить все то, что они успели натворить и какие последствия
у этих поступков могли сломать жизнь одному и спасти второго.
-Ты опять сидишь на холодном полу, кажется мы это уже
проходили?
-Тебе не кажется, что мне поздно волноваться о том, какая
болячка попытается свалить меня с ног?
-Что за привычка отвечать вопросом на вопрос?
-Наверно, это стало защитной реакцией.
Двое усмехнулись, как старые добрые друзья. Только пол и правда
был холодный настолько, что в особо крупных щелях был виден
лед.
-Когда настал тот момент, в который тебе пришлось научиться
защищаться?
-Не знаю. Мне не удается отследить его и понять, что было
сделано не так, что пошло под откос, в чем моя вина…
-Попробуй рассказать… С самого начала. Терять больше нечего. Да
и рассказывать мне потом будет некому…
-Мне бы хотелось все рассказать, кому как не тебе? Друг? Враг?
Как тебя назвать?
-Тень. Называй меня теперь тень. – Тень усмехнулась. -
Когда все это кончится, ты уже не сможешь осудить меня за
все, что я услышу, за все мои мысли и выводы. Помнишь? Выйдет ведь
только один, и мы оба знаем, чем теперь все закончится…
-Возможно, в этом есть здравая мысль… Только слишком стыдно и
странно рассказывать все. Давай отнесемся к этому как к сказке,
легенде. Пусть не будет в этом рассказе меня и тебя, только третьи
лица. Так будет проще. Ведь теперь я знаю все, что чувствовали
тогда люди и нелюди.
-Если ты настаиваешь! Не в моем праве требовать, не в моем
положении привередничать.
Голоса затихли. Один собирался с духом, а второму просто не
хотелось торопить события. Слишком быстро все было в последнее
время, слишком мало времени оставалось для этой беседы.
