Розовый закат запутался в покрытых
тонким слоем серебристого инея ветвях, окрашивая снег в
нежно-сиреневый цвет. Тонкие лучи заходящего солнца скользили по
паркету, вытягивая черные тени предметов в замысловатые мистические
фигуры. В темно-бордовом кожаном кресле сидел мужчина. Его длинные
черные волосы волнами спадали на плечи, обрамляя правильный овал
лица. Можно было подумать, что он спал – его глаза закрыты. Лицо
своими чертами напоминало портреты на картинах венецианских
художников. Густые темные брови, ровный римский нос, резко
очерченные ноздри слегка подрагивали. На широких скулах аккуратная
щетина, тщательно ухоженная, хоть и выглядела небрежно. Уголки
чувственного рта чуть опущены, словно в этот момент мужчина видел
во сне нечто трагичное. Его спокойствие – лишь видимость. Если
взглянуть на длинные тонкие пальцы, сжимающие красивую глянцевую
открытку, заметно, как они подрагивают. Внезапно он открыл глаза. В
сумерках сверкнули ярко-синие радужки зрачков. Он поднес открытку к
огню в камине, и пламя быстро слизало с его пальцев бумагу,
мгновенно превратив ее в пепел. Мужчина даже не пошевелился, хоть
огонь и коснулся кожи.
В кабинет, неслышно ступая, вошел
слуга. Он вежливо поклонился и тихо произнес.
– С возвращением, господин Николас.
Какие будут распоряжения?
Мужчина в кресле устремил мгновенно
потухший взгляд на слугу:
– Спасибо, Иван, рад тебя видеть.
Нет, особых распоряжений не будет. Просто проследи, чтобы меня
никто не беспокоил. Впрочем, да, есть одно распоряжение – купи
букет красных роз из девятнадцати бутонов, и подпиши: «Дорогой
Марианне в день совершеннолетия от дяди, с наилучшими пожеланиями».
Когда купишь позвони мне. Я скажу тебе, по какому адресу их
отправить.
Иван молча поклонился и вышел из
кабинета.
Николас встал с кресла и, мгновенно
оказавшись возле зашторенного окна, распахнул занавески – огненный
солнечный диск наполовину закатился за горизонт.
«Долгие восемнадцать лет никто из
них не писал мне. Ни строчки, ни звонка. Только отец и Фэй. Каждый
год я посылал ей и их дочерям цветы на день рождения, но ни разу не
пришло ответного письма. Почему сейчас она вспомнила обо мне? В
день совершеннолетия их старшей дочери? Что изменилось? Братец
оттаял и решил снова общаться?».
Николас подошел к столу и, открыв
первую полку, достал газету пятилетней давности. На первой полосе
красивая семейная чета – Влад, Лина и две девочки. Николас провел
большим пальцем по изображению женщины в стильном деловом костюме.
Годы превратили ее из молодой девушки в зрелую женщину, уверенную в
себе, красивую и … счастливую. Она держит мужа за руку, едва
заметно касаясь пальцами его ладони.
Что же, они пронесли свою любовь
сквозь лишения и потери, и заслужили счастье – двух чудесных
дочерей, но столь не похожих друг на друга. Впрочем, в этом нет
ничего удивительного, учитывая, что старшая девочка неродная. Ник
всмотрелся в лица подростков. До сих пор он спрашивал себя, зачем
они удочерили сироту? Чего этим, двоим, не хватало? Странный
ребенок. Даже на фото видно, насколько она замкнута в себе, и
смотрит на мать глазами, полными обожания. А рядом с родной дочерью
кажется просто гадким утенком. Угловатая, худая, темноволосая,
серая мышка. Неприметная и неинтересная. Рука Лины лежит у нее на
плечах. Женщина прижимает девочку к себе, словно стараясь защитить.
Рядом с Владом младшая дочь принцесса, красавица. Разве у такой
красивой пары, как Влад и Лина, мог получиться обычный ребенок?
Кристина Воронова. Здесь ей всего одиннадцать лет, но ее красота
уже ослепляет. Золотистые локоны струятся по плечам, зеленые глаза,
как у матери, смотрят на отца с восхищением и безграничной любовью.
Но в них горит адское пламя.
