ИГНАТ
— Фаня, — негромко произношу,
стягивая одеяло с сонной малышки. — Гномыш, вставай! — наклоняюсь и
прежде, чем коснуться губами теплой щечки, втягиваю носом сладкий
аромат моего личного счастья — за четыре года ее крохотной жизни я
все еще не надышался им и никогда не надышусь.
— Па, ну еще чуть-чуть. — Она
зарывается носиком в подушку, разметав по сторонам солнечные лучики
своих рыжих кудряшек.
До сих пор удивляюсь, в кого
она такая — янтарно-огненная. Моя бывшая жена — блондинка с
утонченными, почти аристократическими чертами лица, и глаза у нее
серые, я — кареглазый брюнет, а мой гномыш — рыжик с курносым
носиком, щедро обсыпанным веснушками, большущими зелеными
глазенками и румяными щечками на фарфорово-белом личике.
Было дело, когда мы с женой
разводились, я даже сделал тест на отцовство. Результат — девяносто
девять и девять в пользу нашего родства. Хотя еще до вскрытия
конверта с данными я нутром чуял, что Фаня — моя дочка, и при любом
раскладе не отдал бы ее женщине, которая и матерью-то
стала только для того, чтобы удержать меня.
— Фаина Игнатовна, подъем! — Уже
громче игриво рычу, но в голосе нет и намека на строгость. — В сад
опоздаем, и останешься без завтрака, а значит, и без…
— Па! — подскакивает она, как
ужаленная, и смотрит на меня таким сверкающим взглядом, словно
только что сделала сенсационное открытие суперпилюль от всех
болезней. — А пойдем завтра на каток?
Сна ни в одном глазу, будто и не она
вовсе несколько секунд назад пряталась от меня под одеяло и
недовольно ворчала о раннем подъеме.
От такой прыти я даже слегка
теряюсь. Взираю на дочь и глупо мычу, пытаясь поспеть за резвыми
детскими мыслями, скачущими пинг-понговым мячиком в умненькой
головке.
— Пойдем? — умоляюще вопрошает она,
подползает на коленках по кровати поближе ко мне и тут же
обвивает ручонками мою шею. —Пожалуйста, пожалуйста,
пожалуйста! — тараторит с мольбой в еще сонном голосочке. — Нас там
мама будет ждать.
Последняя фраза — словно обухом по
голове! Еле сдерживаю крепкий мат из-за моментально
воспламеняющейся ярости. Сжимаю кулаки до хруста костяшек и
мысленно перебираю все способы, которыми придушу суку бывшую!
Мама!
Да она не имеет права не то что
разговаривать, но и близко подходить к ребенку! У нее нет прав даже
пытаться наладить контакт с малышкой. Эта женщина для нас
посторонний человек. Данные условия четко прописаны и являются
главными в контракте о нашем разводе, которые, кстати, она сама и
предложила в обмен на нехилое такое содержание.
— Мама? — как можно спокойнее
спрашиваю.
— Да! — Радости нет предела. —
Папа, ну пойдем? — продолжает канючить дочь, и в глазах
начинают скапливаться опасные озера влаги. — Пожалуйста… —
добивает меня, и я соглашаюсь, но помечаю для себя связаться с
бывшей и напомнить ей все пункты договора.
— Ура! — Крик радости
разносится по комнате звоном хрустального колокольчика.
Малышка с размаху впечатывается в
меня всем своим хрупким детским тельцем и прижимается ещё крепче.
Что-то мурлычет. Целует в щеки и шепчет без умолку самые искренние
слова благодарности. Прижимаю дочку к себе как можно крепче и
поднимаюсь вместе с ней с кровати. В горле застревает ком
сентиментальности и тех чувств, что словами просто невозможно
передать.
— Пошли умываться и собираться, —
хриплю я, неся свою самую любимую ношу в ванную комнату.
Умывается Фаня самостоятельно.
Чистит зубы, плещется, словно утенок, разбрызгивая воду во все
стороны, затем сама же все это и убирает.
Всегда поражаюсь, за что мне
достался такой на редкость дисциплинированный и не капризный
ребенок. Видимо, это компенсация за то, что воспитываю я ее один,
няня у нас редкий гость, и только в те моменты, когда на работе
аврал. Бабушка с дедом в соседней области, и к ним мы выбираемся
только по праздникам.
